95 тезисов о силе индульгенций являются, по выражению Hausrath'a, тем документом, «который известен каждому образованному человеку, но о котором даже у ученых имеется не совсем верное, а иногда даже превратное понятие. И это происходит оттого, что все о них слыхали, говорили, но не многие читали подлинный текст тезисов». (См.: Сингалевич С. 95 тезисов Мартина Лютера. Лекция в Императорском Казанском университете. Казань, 1915. С. 1). Конечно, было бы наивно ожидать, что наша историческая наука, почти столетие занятая превращением всемирной истории в поэзию «мирового рабочего движения», могла с 1915 г. предложить какие-то новые исследования в этой области. Поэтому вопрос, о правильном, научно-историческом понимании тезисов Лютера по-прежнему «является вопросом чрезвычайной важности» для российской науки и образования, «так как то или другое решение его должно соответствующим образом изменить освещение вопроса об эволюции реформаторских взглядов Лютера» (Там же).
В самом деле, справедливо ли считать 31 октября 1517 г., день, когда Лютер прибил к воротам Виттенбергской церкви свои 95 тезисов, подлинным началом Нового времени? Действительно ли все, что позже он написал и чему учил с 1517 г., было уже твердо сформулировано в этих тезисах? И хотя, как это видно из самих тезисов, Лютер вовсе еще не хотел посредством их обнародования вступить в прямой конфликт или порвать с римской Церковью, тем не менее, несмотря на осторожные и даже весьма уважительные высказывания к верховному авторитету тогдашнего христианства, своими принципиальными требованиями он уже, по-видимому, в целом осуществил здесь свое окончательное суждение о Церкви в Риме. Однажды признав, что сущность Бога это Любовь, что Он является Богом милости и благодати, Лютер уже не мог вернуться к учению римской Церкви, превратившей отношение человека к Богу и рассудочные отношения абстрактного права.
Само по себе учение об отпущении грехов не было в древние времена чем-то предосудительным в христианстве. Нравственное раскаяние грешного человека считалось, согласно церковному учению, главным в деле его духовного перерождения. Однако церковь допускала также и то, что внешние знаки покаяния (пост, бичевание, путешествие к святым местам и т. д.) приятны Богу. Впоследствии эти внешние знаки покаяния было дозволено заменять уплатою денег, которая не освобождала от грехов, но лишь должна была свидетельствовать о внутреннем перерождении человека. Лишь к XIV в. после Рождества Христова, во время «Вавилонского пленения церкви», финансовая сторона учения об отпущении грехов стала решительно перевешивать нравственную. «Покупающие индульгенции становятся от этого чище, чем после крещения, и даже чище, чем был Адам в раю в состоянии невинности», - заявляли продавцы разреши тельных грамот 1517 г. «Красный крест, водружаемый в церкви у ящика с разрешительными грамотами, с привешенной к нему папской печатню имеет такую же силу, как крест Христов». «Продавец разрешительных грамот делает блаженными больше людей, чем св. Петр» и т. д.
До 1517 г., т. е. до 34-летнего возраста, Лютер в целом жил исключительно мирной, внутренней жизнью духа, пока нелепая и в высшей степени наглая продажа индульгенций в окрестностях Виттенберга не заставила его взяться за перо. После того как изданная им проповедь на латинском языке «Об отпущении грехов» не встретила никакого отклика в среде официального духовенства, Лютер решился прибить текст с 95 тезисами об отпущении, вызывая на ученый диспут продавца индульгенций доминиканца Иоганна Тетцеля, а также всех его сторонников. Согласно Лютеру, никакие внешние действия, в том числе и покупка папских индульгенций, не могут иметь важного значения в деле отпущения грехов. К этому убеждению он пришел через изучение Евангелия в греческом переводе, где для обозначения понятия «раскаяние» употребляется слово μετανοια, т. е. полное духовное перерождение человека.
Исходя из такого понимания Св. Писания, Лютер в своих тезисах попытался показать, во-первых, что индульгенции являются недостаточным способом для избавления от тех кар, которые ожидают грешника; и, во-вторых, как и посредством чего возможно действительное примирение человека с Богом.