Содержание | Библиотека | Новейшая история России

Революционные события 1917 года открывали огромные перспективы для деятельности социалистов-революционеров и социал-демократов меньшевиков. Эти партии имели до ноября большинство в Советах и даже в правительстве. Но они не использовали открывшихся перед ними возможностей и стали быстро утрачивать свое влияние и авторитет. Не сумев решить вопрос о мире, эти партии ничего не сделали и для российского крестьянства, хотя вопрос о земле всегда являлся главным в программных документах партии эсеров. Для эсеров крестьяне и рабочие составляли единый класс трудящихся, борющийся за свое освобождение. Эта идея была выражена в эсеровской программе одной фразой: «Нужно добиваться, чтобы все слои эксплуатируемого народа, от промышленного пролетариата до трудового крестьянства, сознали себя единым рабочим классом, видели в своем классовом единстве залог своего освобождения, подчинили свои частные и временные интересы великой задаче социально-революционного переворота»[1]. Летом 1917 года под руководством местных эсеровских организаций были составлены 342 крестьянских наказа, которые легли в основу общего Наказа, опубликованного в «Известиях»[2]. Это был готовый декрет, но Временное правительство отложило его обсуждение до Учредительного Собрания, хотя выборы на это собрание постоянно откладывались. А между тем составитель программы эсеровской партии и ее главный теоретик в области аграрных отношений Виктор Чернов занимал в Правительстве пост министра земледелия. С его санкции в деревню не раз [25] направлялись карательные экспедиции для усмирения выходящих из повиновения крестьян.

Еще в самом начале лета продолжался быстрый рост численности партий меньшевиков и эсеров. В июле в партии меньшевиков имелось около 200 тысяч членов, а в партии эсеров - около одного миллиона. Однако в августе и в начале сентября влияние и численность этих партий пошли вниз, многие из организаций начали распадаться. Ной Жордания, один из лидеров меньшевиков, писал: «В партии полная неразбериха. Никто не знал, что делать и как действовать... Меньшевики и социалисты-революционеры одинаково изолированы как от народа, так и от военных»[3].

Всем социалистам были в то время известны предостережения Энгельса, которые звучали так: «Самым худшим из того, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство... Он неизбежно оказывается пред неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии; а то, что он должен сделать, невыполнимо. Словом, он вынужден представлять не свою партию, не свой класс, а тот класс, для господства которого движение уже созрело в данный момент. Он должен отстаивать интересы чуждого ему класса и отделываться от своего класса фразами, обещаниями и уверениями, что интересы другого класса являются его собственными. Кто раз попал в это ложное положение, тот погиб безвозвратно»[4]. Это положение не бесспорно, и было немало революционеров, социалистов и коммунистов, которые вели себя достойно и сохранили лицо в разного рода буржуазно-демократических движениях и правительствах. Немало могли сделать для рабочих и крестьян России и лидеры меньшевиков и эсеров, ненадолго взявшие в свои руки власть в стране. Они не сделали этого и попали как раз в то ложное положение, о котором писал еще в 1850 году Ф. Энгельс.

Особо следует сказать о позиции Плеханова, который возглавлял в 1917 году группу «Единство», близкую к меньшевикам. [26] Плеханов полностью поддерживал тогда лозунг войны до победного конца» и в основном одобрял деятельность Временного правительства. Он резко критиковал большевиков за радикализм. «Нелепо, - писал Плеханов, - звать рабочих, городских и сельских, и беднейшую часть крестьянства к низвержению капитализма, если он не достиг еще в данной стране той высшей ступени, на которой он делается препятствием развитию производительных сил... Диктатура пролетариата станет возможной и желательной лишь тогда, когда наемные рабочие будут составлять большинство населения... Русская история еще не смолола той муки, из которой будет со временем испечен пшеничный пирог социализма»[5]. Уже после свержения Временного правительства Плеханов опубликовал «Открытое письмо к петроградским рабочим», в котором говорилось: «Не потому огорчают меня события последних дней, что я не хотел торжества рабочего класса в России, а именно потому, что я призываю его всеми силами души. Но для рабочего класса не может быть большего исторического несчастья, как захват власти в такое время, когда он к этому еще не готов. ... Несвоевременно захватив политическую власть, русский пролетариат не совершит социальной революции, а только вызовет гражданскую войну, которая в конце концов заставит его отступить далеко назад от позиций, завоеванных в феврале и марте нынешнего года»[6]. Именно это письмо с полным согласием цитировал А. Солженицын в первом томе «Архипелага ГУЛАГ».

[1] Программы русских политических партий. М., 1917, стр. 12.

[2] «Известия» (Петроград), 19 августа 1917 г.

[3] Ной Жордания. Моя жизнь. Стэнфорд, 1968, стр. 77.

[4] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. второе, т. 7, стр. 422 - 423.

[5] Г. Плеханов. Год на Родине, т. 1. Париж, 1921, стр. 26, 28, 218.

[6] Г. Плеханов. Указ. соч., т. 2, стр. 244-248.