Граждане!

Идея независимости не восходит к далекому прошлому финского народа: впервые стремление к ней проявилось среди членов Аньялаского союза[1] в 1788 году. Однако движение за независимость было тогда еще чуждо народу. Когда император Александр I на сейме в Порвоо провозгласил, что в вопросах внутренней политики Финляндия независима, то и этот акт не имел еще за собой поддержки в виде стремления самого народа к независимости, хотя сознание необходимости отделения от Швеции к тому времени уже созрело в стране. Тот столетний период, в течение которого Финляндия находилась в качестве автономного государства под скипетром России, воспитал в народе стремление к государственной свободе и создал предпосылки для независимости страны. [25] В течение единственного мирного столетия своей истории финский народ достиг в экономической и культурной областях такой степени зрелости, что смог приобрести независимость и сохранить ее. И хотя на заре независимости нашей страны имела место вооруженная борьба, однако основу своей независимости финский народ создал все же мирным трудом.

При изучении истории следует всегда помнить, что время влияет на наше восприятие прошлого. Если говорить о влиянии расстояния, то мы видим хуже, когда расстояние между нами и объектом наблюдения увеличивается. Но когда вопрос касается протяженности во времени, то события и лица выступают перед нами тем яснее, тем ярче и крупнее, чем дальше мы удаляемся от событий. Детали пропадают, остается только самое существенное.

Это правило действительно и в отношении такого короткого отрезка времени, как четыре десятилетия нашей независимости. Мы можем, например, заметить, что фактор времени предает забвению многие трагические подробности тяжелого 1918 года. Через фильтр времени процеживается и сохраняется в памяти то, что в свете позднейших событий оказывается ценным для нации. Таким образом, создается весьма распространенный идеалистический взгляд, в силу которого все минувшее в сравнении с настоящим кажется хорошим и прекрасным. Если этот взгляд не приводит к необоснованной и уничтожающей критике существующих условий, то в нем содержится много положительного, так как вера народа в свое счастливое будущее в большой степени обусловлена тем, что прошлое, несмотря на его недостатки и трудности, расценивается в свете успехов.

Уже теперь ясно, что послевоенные годы представляют [26] собой вполне определенный период в истории нашего независимого существования. Мы еще как бы живем в ту эпоху. Она столь близка к нам, что мы не можем еще создать о ней ясного объективного представления. Лишь время может воспроизвести его перед будущими поколениями. Но уже теперь мы можем отметить, что послевоенные годы составят один из величайших и наиболее плодотворных мирных периодов в истории Финляндии. Я не буду здесь перечислять тех задач послевоенных лет, которые мы должны были выполнить. Упоминая лишь вскользь крупнейшее из наших достижений - сохранение государственной независимости и национальной свободы, - обращаю внимание на тот экономический и социальный подъем, который произошел у нас после войны.

Как ни многочисленны и многообразны были трудности в области экономики, все же наши усилия, направленные на развитие хозяйства, принесли свои результаты. Объем промышленного производства повысился с 1948 года до конца минувшего на 74 процента. Учитывая, что за тот же период объем производства вырос, скажем, в Швеции и Дании на 27 процентов, в Великобритании - на 36 и в США - на 44 процента, наше достижение следует считать хорошим.

В области сельского хозяйства перед нами стояла огромная задача - устройство эвакуированного сельскохозяйственного населения и фронтовиков. Целинных земель поднято с 1945 года 240 тысяч гектаров, что означает расширение пахотной площади 1945 года на 10 процентов. Одновременно создано 100 400 сельских хозяйств и усадеб различного типа и воздвигнуто 148 тысяч строений, включая 64 100 жилых домов, [27] построенных на основании закона о приобретении земли. Наше жилищное строительство велось вообще активно. Например, в 1955 году мы занимали в этом отношении пятое место среди европейских стран. У нас было тогда построено 7,8 новых квартир на тысячу жителей. Соответствующие цифры в опередивших нас странах были следующие: в Западной Германии - 10,6, Норвегии - 9,4, в Швеции и Швейцарии - 7,9. В период с 1945 по 1956 год в наших городах и поселках городского типа было построено 126 тысяч новых квартир.

Одновременно с укреплением экономической базы доля чистого национального дохода на душу населения повысилась с 1938 по 1956 год на 38,3 процента. Из европейских стран мы и Норвегия занимаем в этом отношении первое место.

Глубокие социальные реформы и широкое развитие школьного дела - наши крупнейшие общественные преобразования после войны. В 1938 году расходы государства по собственно социальному обеспечению составили 135 миллионов марок, или 2,5 процента всех расходов государства. По бюджету же 1957 года расходы государства и ведомства социального страхования по собственно социальному обеспечению составляют в целом 75 миллиардов марок, или 22,6 процента всех государственных расходов. Крупные ассигнования выделены на прибавку к зарплате на детей (20 миллиардов марок) и народные пенсии (27 миллиардов марок). При этом число пенсионеров достигло к концу года примерно 435 тысяч.

Изучая развитие школьного дела, один авторитетный исследователь назвал его буквально революционизирующим. В 1938/39 учебном году в средних школах страны было 54 тысячи учащихся, а осенью [28] 1957 года - 163 тысячи. Только с начала 1950-х годов число учащихся в средних школах повысилось к настоящему времени на 70 процентов. Все же около одной четверти молодежи, желающей учиться и сдавшей вступительный экзамен, приходится из-за недостатка мест оставлять за дверями полной средней школы.

Я привел некоторые цифры, чтобы отметить, насколько жизненным было наше общественное развитие за послевоенные годы. Считаю необходимым рассматривать вопросы и с этих позиций в противовес столь распространенному у нас теперь обычаю все чернить, что вызывает безнадежность и недовольство. Никто не может отрицать, что в нашей послевоенной экономической политике были допущены крупные ошибки, но следует помнить и то, что нам пришлось тогда работать в исключительно тяжелой обстановке.

Тот факт, что государственная экономика столкнулась в этом [1957] году с большими затруднениями, дал повод для резкой критики, направленной против всей нашей политической жизни. Выделив из всей этой критики основное, мы увидим, что она направлена главным образом против нашей социальной политики: в результате перераспределения доходов проведение этой политики потребовало слишком много средств. Нельзя отрицать, что эта критика частично справедлива. Наши мероприятия в области социальной политики были часто недостаточно подготовлены, во многих случаях диктовались преходящими факторами и в силу этого привели к нарушению равновесия. В частности, при предварительном определении расходов у нас проявлялась беспечность или же излишний оптимизм. Поэтому были допущены большие расходы, чем это позволяли делать наши [29] экономические ресурсы. Однако, в общем, расходы по социальному обеспечению не являются у нас неумеренными, ибо они меньше, чем в любой из других Северных стран.

Упомянутая критика содержала подчас утверждения об упадке нашего общества, о непригодности с моральной точки зрения наших политических деятелей. Правда, некоторые мероприятия, такие, как повышение народных пенсий в течение одного года примерно на 16 миллиардов марок и широкое использование государственных средств с целью снижения цен на продовольствие или для субсидирования экспорта - по крайней мере взятых в сумме, - означали увеличение расходов сверх экономических возможностей государства. Это дает повод для справедливой критики, но не говорит о низкой нравственности. Эти мероприятия имели своей целью облегчить положение материально необеспеченных лиц и низкооплачиваемых слоев населения. В нашей стране еще так много бедности и крайней нужды, что на руководящих государственных постах, так же как и в сфере гражданской деятельности, требуются справедливые и добросердечные люди для работы по оказанию материальной помощи нуждающимся, для поднятия веры в жизнь у тех, кто ее потерял или вот-вот потеряет. Если иногда на этом поприще проявлялась излишняя торопливость, то соответствующих деятелей следует упрекнуть за их неумение, но они не сделали ничего такого, что заслуживает морального осуждения.

По своему характеру современное государство является социальной демократией. Никакая сила, никакой объединенный фронт не сможет возвратить финское общество, например, на уровень скудной [30] социальной обеспеченности 30-х годов. Наоборот, перед нами стоит задача дополнить наше социальное законодательство, чтобы удержаться на уровне других цивилизованных стран. Однако есть основания требовать, чтобы наши социальные реформы подготавливались тщательно и строились на прочной базе народного хозяйства.

Отмечая юбилей нашей независимости в обстановке продолжающейся внутриполитической нестабильности, мы задаемся вопросом: не стоит ли наша демократия перед угрозой разложения? Ответив на него утвердительно, мы преувеличили бы значение нервозных настроений. Я убежден в том, например, что в действительности существенные противоречия между партиями у нас смягчились и могут быть согласованы таким образом, что плодотворное сотрудничество в рамках нашей демократии и в целях ее укрепления станет возможным. Если сравнить современные условия с обстановкой политических разногласий, существовавшей на заре XX столетия, во время борьбы за конституцию и в 30-х годах, или же с борьбой между финским и шведским языками, к счастью уже закончившейся, то следует считать, что это развитие к лучшему было действительно замечательным. Все же возникает вопрос: неужели допустимые в свободном обществе существенные разногласия нельзя уладить без той страстности, которая и ныне так часто проявляется в нашей политической жизни?

Снеллман[2] писал в 1880 тоду:

«Вера или безнадежность отдельного лица может зависеть от его чувств или рассуждений за и против. [31]

Но вера народа основывается исключительно на объективных, фактических условиях, на существовании такого общественного порядка и политической жизни, которые содержат в себе способность сохраняться и развиваться».

В течение четырех десятилетий нашей независимости нас много раз как бы бросали в пылающий огонь, чтобы испытать, способен ли наш народ выжить. Иногда мы почти теряли всякую надежду, но с божьей помощью выходили из самых сильных испытаний. Сегодня мы имеем все основания смело смотреть в будущее. Наш демократический строй основывается на господствовавшей у нас в течение многих столетий политической и общественной свободе граждан. Опорой финской демократии служит наша глубокая преданность ей и твердая вера в то, что под защитой нашего демократического строя, основывающегося на свободном волеизъявлении народа, требования общества, равно как и справедливые нужды отдельных граждан и групп, будут наилучшим образом удовлетворены.

Наш политический и общественный строй служит прочной основой дальнейшего развития нашей жизни. Но, с другой стороны, непосредственно перед нами стоят гигантские задачи: расширение экономической деятельности, с тем чтобы более старшим возрастным группам можно было предложить работу, а не безработицу; такое развитие культурной жизни, когда врата новой эры не остались бы для нас закрытыми. Это только некоторые из задач. Мы сможем осуществить их, но это потребует от нас многого. Это потребует от нас большей ответственности, большей терпимости, большего единодушия при решении серьезных вопросов. [32]

В течение минувших десятилетий нас тяготила забота о нашей независимости и национальной свободе. Мы понесли тяжелые жертвы, защищая свою страну. После войн мы смогли построить отношения с Советским Союзом на основе взаимного доверия и обеспечить финскому народу прочный нерушимый мир. Мы не можем сделать большего для наших национальных интересов, чем искренне и смело трудиться на пользу той внешней политики, которую наш великий государственный деятель Президент Паасикиви оставил в наследство своему народу. Таким образом мы претворим в жизнь и слова Снеллмана: «Финляндия не может больше заниматься чужими делами, так как ее собственные задачи требуют приложения всех духовных и материальных сил народа».

Наши сердца наполняет чувство глубокой благодарности к тем поколениям, которые своим трудом подготовили почву нашей дорогой родины для будущих всходов. Свое большое доверие и лучшие надежды мы возлагаем на подрастающую молодежь и на будущие поколения, которые в свое время примут на себя ответственность за судьбы финского народа. Пусть их труд воодушевит традиционная для всех Северных стран любовь к свободе, о которой епископ Стренгнесский Томас в своем стихотворении об Энгельбректе[3] писал:

[1] Аньялаский союз - объединение офицеров в Финляндии. Был основан в 1788 году и направлен против Густава III, шведского короля, правившего с 1772 по 1792 год.

[2] Снеллман И. В. (1806-1881) - финский философ и государственный деятель.

[3] Энгельбрект (год рождения неизвестен, убит в 1436 году) - борец за независимость Швеции, в 1434 году руководил восстанием против Эрика XIII, тогдашнего короля Швеции, Норвегии и Дании.

Текст воспроизведен по изданию: Кекконен У.К. Финляндия и Советский Союз: статьи, речи, интервью 1952-1975 гг. - М., 1975. С. 25-33.