Господину Августу Тальгеймеру, Штутгарт

Дорогой товарищ Тальгеймер!

Я полагаю, что Вы получили нашу телеграмму от 9 с. м., в которой мы дали директивы, которых, как мы считаем, следует придерживаться в ближайшие месяцы[1]. Между тем мы прочли в газете, что Вы в коалиции с социалистами большинства вступили в правительство. Мы считаем этот поступок роковым. Мы полагаем, что должны быть сделаны шаги, чтобы по возможности скорее повернуть дело назад (wieder zu redressieren). Мысль, из которой мы исходим, следующая: революция, так, как она развивалась до сих пор, является прежде всего солдатским бунтом. Она была предпринята солдатами, недовольными своей солдатской судьбой, на первый план выдвинулись в основном солдатские требования, и движущей массой, прежде всего массой, которая первой вступила в действие и действовала наиболее активно, были солдаты. Конечно, массы участвовали в революции, но пока еще социальное ядро революции остается полностью покрытым мраком. Разумеется, и такая солдатская революция имеет для нас величайшее значение, ибо она ломает опаснейшее оружие, находившееся до сих пор в распоряжении контрреволюции, и облегчает поэтому высвобождение действительно революционных сил. Эти действительно революционные силы, однако, до сих пор еще не проявили себя, и социальное ядро революции пока еще полностью скрыто. Отношение социалистов большинства к революции такое же, как их отношение ко всем другим массовым выступлениям во время войны особенно к забастовке весной этого года в Берлине: если массы не удается более обуздать, они становятся во главе масс, чтобы таким образом «держать в руках» революцию и массы, т. е. удерживать их от всякого решительного преобразования экономического и государственного строя. Их задача является не только тормозящей, но и прямо контрреволюционной. В противовес этому наша [374][2] задача перед лицом того факта, что большая, а быть может большая часть масс идет еще за социалистами большинства, состоит в том, чтобы посредством развертывания агитации против социалистов большинства сначала разъяснить массам контрреволюционный характер социалистов большинства, а потом вышелушить социальное зерно событий и таким образом превратить революцию из солдатского бунта в истинно пролетарскую революцию. Это тем более является нашей задачей, что действительно революционизирующие силы, лежащие в основе событий, не прекратят свое действие с [решением] стоящего теперь на первом плане вопроса о мире, а, напротив, они заключаются в гораздо большей мере в экономических вопросах, которые только теперь становятся критическими, - в продовольственных трудностях, безработице, затруднениях с сырьем, - короче говоря, во всем экономическом хаосе, являющемся неизбежным следствием войны. Только тогда, когда эти причины превратят развернувшееся ныне движение в ясно пролетарское, наступит время, когда мы сможем прийти к власти. Теперь вступить в компромисс с правительственными социалистами - значит служить контрреволюционным целям, значит затруднить массам понимание сути вещей. Одним словом, с исторической точки зрения момент, когда мы сможем стать во главе [революции], находится не в начале, а в конце революции. К этому принципиальному соображению присоединяется еще ряд тактических соображений: нам не нужно брать у буржуазии и правительственных социалистов неблагодарное дело ликвидации войны, и мы тем менее можем это сделать, что это правительство с естественной неизбежностью стоит перед неразрешимой задачей. Оно не может прийти к пролетарскому миру, так как социалисты большинства дискредитированы перед всем миром как агенты германского империализма. Оно, нынешнее правительство, может только капитулировать перед империализмом Антанты, а в этом мы не можем участвовать. Я полагаю, что Вы поймете и одобрите эти наши мотивы. В обстановке, которая сложилась у Вас, мы советуем Вам предъявить социалистам большинства ультимативное требование, которое они не смогут принять, и как только оно будет отклонено, выйти из правительства.