Глава XV
Когда они приблизились к берегу, Велисарий приказал спустить паруса на кораблях и стать на якорь. Созвав всех военачальников на свой корабль, он предложил им обсудить вопрос о высадке. (2) Было высказано немало противоположных мнений, наконец, выступил Архелай и сказал следующее: «Я удивляюсь великодушию нашего военачальника, который превосходя всех разумом, имея наибольшую опытность и обладая к тому же всей полнотой власти, предложил нам на рассмотрение этот вопрос и предлагает каждому из нас высказать свое мнение, чтобы мы могли выбрать то, что нам покажется лучшим, хотя он один может знать, что надо делать, и имеет право предпринимать то, что он считает нужным. (3) Что же касается вас, мужи-архонты (я не знаю, как бы это лучше сказать), меня удивляет, что каждый из вас не торопится первым высказаться против высадки. (4) Я знаю, конечно, что для того, кто дает совет людям, стремящимся навстречу опасности, не бывает никакой пользы, но обычно он навлекает на себя одни нарекания. (5) Достигшие успеха приписывают это или своему уму, или счастью, при неудаче же обвиняют только того, кто подал совет. (6) И все же я скажу свое мнение, так как было бы бесчестием бояться нареканий, когда речь идет об общем спасении. (7) Вы хотите, архонты, произвести высадку на неприятельскую землю. Но подумали ли вы, в какой гавани вы можете оставить корабли? Стены какого города будут служить для вас защитой? (8) Разве вы не слышали, что берег от Карфагена до Юки, простирающийся на расстоянии девяти дней пути, совершенно не имеет гаваней и открыт всем ветрам, откуда бы они ни подули? (9) А если во всей Ливии, за исключением Карфагена, не осталось ни одного укрепленного города, то сделано это по решению Гизериха. (10) Прибавьте к этому, что в данном месте, говорят, совсем нет воды. Если вам угодно, давайте предположим, что произошло что-то для нас неблагоприятное и с этой точки зрения обсудим наше положение. (11) Ведь не свойственно ни [178] человеческой судьбе, ни естественному ходу событий, чтобы тот, кто с оружием в руках идет в решительный бой, не ожидал для себя никаких затруднений. (12) Если мы высадимся на берег и разразится буря, разве с кораблями не произойдет одно из двух: или они должны будут отплыть далеко в море, или же погибнуть у этого берега? (13) Откуда мы тогда сможем получить себе продовольствие? Пусть никто не надеется на меня, эпарха армии, ведающего расходами: всякому должностному лицу, лишенному средств для выполнения обязанностей, поневоле приходится и по названию, и по положению вернуться к состоянию частного человека. (14) Где мы сложим запасное оружие и все необходимое, если нам придется выдерживать нападение варваров? Даже непристойно говорить, во что все это может вылиться. (15) Я думаю, что нам нужно идти прямо к Карфагену. Говорят, что не дальше, чем в сорока стадиях от него, есть гавань по имени Стагнон,115 совершенно не охраняемая и достаточная для всего флота. Двигаясь оттуда, будет нетрудно развернуть военные действия. (16) Мне кажется, что мы сможем овладеть Карфагеном при первом же нападении, тем более, что враги находятся далеко; а овладев Карфагеном, мы уже в дальнейшем не испытаем ничего плохого. (17) Все дела человеческие, когда пострадает главное, вскоре приходят в упадок. Подумав обо этом, вам следует принять надлежащее решение». Так сказал Архелай.
(18) Велисарий же сказал следующее: «Пусть никто из вас, соратники, не думает, что мои слова — слова испытующего вас, и не потому они сказаны последними, чтобы с ними следовало согласиться, каковы бы они ни были. (19) Что каждому из вас кажется лучшим, я слышал. Следует и мне вынести на общее обсуждение то, что знаю я, и таким образом вместе с вами выбрать наиболее полезное. (20) Давайте вспомним о том, что еще недавно солдаты говорили открыто, что они боятся опасности на море и что, если вражеские корабли пойдут на них, они обратятся в бегство, и мы молили Бога показать нам скорее землю Ливии и дать возможность спокойно на нее высадиться. (21) Если это так, то я думаю, только неразумные люди, попросив у Бога лучшего, отказываются от него, когда оно им дано, и идут противоположным путем. (22) Если мы сейчас поплывем к Карфагену и наш флот встретит неприятельский, и наши солдаты обратятся в стремительное бегство, то в конце концов они не заслужат порицания: проступок, наперед указанный, сам же в себе несет оправдание; нам же, даже если мы спасемся, не будет никакого извинения. (23) Ясно, что если мы останемся на кораблях, нас ждет немало неприятностей, достаточно упомянуть об одной, которой особенно считают нужным нас пугать, — опасность бури. (24) Если на нас обрушится ураган, то кораблям, говорят они, необходимо будет испытать одно из двух: или бежать далеко от берегов Ливии, или погибнуть у этих берегов. (25) Что же будет для [179] нас выгоднее, если исходить из такого положения дел? Чтобы погибли одни корабли или чтобы вместе с кораблями погибли люди, а все наше дело пропало? Кроме того, если мы сейчас нападем на врагов, еще не подготовленных к войне, можно допустить, что мы, выполним задуманное; ибо на войне неожиданность обычно играет решающую роль. (26) Немного же спустя, когда неприятель подготовится, борьба будет проходить с равными силами, на равных условиях. (27) К этому можно добавить, что тогда нам придется вести борьбу именно из-за высадки, добиваться того, что теперь у нас в руках и на что мы на нашем совещании смотрим как на ненужное. (28) И если во время этого боя нас, как часто бывает в море, застигнет буря, то сражаясь и с волнами, и с вандалами, мы почувствуем, что значит следовать хорошим советам. (29) Я утверждаю, что надо немедленно высадиться на сушу, спустить с судов лошадей, перенести оружие и все остальное, что по нашему мнению, нам пригодится, спешно вырыть ров, укрепить его палисадом, который нам обеспечит безопасность ничуть не меньше любой стены и, если кто-либо пойдет на нас, отсюда развернуть военные действия. (30) Если мы будем храбрыми, то в продовольствии у нас недостатка не будет. Тот, кто побеждает врагов, становится обладателем и того, что принадлежало противникам. Победа, обладая правом на все богатства, переносит их туда, куда склоняется сама. Так что у вас в руках и ваше спасение, и изобилие всяких благ».
(31) Так сказал Велисарий; все с ним согласились, и все собрание приняло его предложение. Разойдясь, они быстро провели высадку, три месяца спустя после того, как они отплыли из Византия. (32) Велисарий, указав место на берегу, приказал солдатам и матросам рыть ров и устраивать палисад. (33) Они начали выполнять его приказание. Поскольку работающих было очень много, а страх и приказания главнокомандующего усиливали их усердие, то в один день ров был выкопан, палисад закончен и вокруг всюду были забиты колья. (34) Тут тем, кто копал ров, явилось великое чудо: из земли показалось много воды, чего прежде в Бизакии не было никогда, и вообще эта местность считалась безводной. (35) Этой воды было вполне достаточно для всякой потребности, как для людей, так и для животных. Радуясь вместе с военачальником, Прокопий сказал, что вода доставляет радость не столько потому, что она — необходимость для войска, сколько потому, что она, по его мнению, является знамением легкой победы, и что само Божество предсказывает это.116 Так в самом деле и вышло. (36) Всю эту ночь солдаты провели в лагере, выставив стражу и сделав все остальное, как полагается; Велисарий только распорядился, чтобы на каждом корабле остались для охраны по пять стрелков и чтобы дромоны стали вокруг флота, сторожа, дабы никто не напал на него и не причинил ему зла. [180]
Текст воспроизведен по изданию: Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. Издательство «АЛЕТЕЙЯ», СПб, 1998. С. 178 - 180.
115 Гавань Стагнон (mare Stagnum) идентична с Тунисским заливом (Эль-Бахира). Это была естественная гавань для больших судов. См.: Audollent A. Carthage Romaine: 146 avant Jesus Christ 698 après Jesus Christ. P. 1904. P. 150.
116 Толкование Прокопием изобилия воды в сухой почве как предзнаменование будущих успехов — это характерная для византийского менталитета черта истолковывать чрезвычайные обстоятельства как знамения свыше.