Июньским днем 1671 г. по Серпуховской дороге ехала в Москву группа всадников. По одежде люди походили на казаков. Среди путников не было обычного оживления. Только понукание коней да их топот раздавались вокруг. Отряд спешил. Ехали, почти не останавливаясь в деревнях, жители которых даже не успевали заметить, что путники везли двух человек, скрученных веревками. Оба были одеты в шелковые кафтаны.

К окраине Москвы отряд приблизился 2 июня 1671 г. У дальней заставы казаков ожидали. Командир отряда Корнила Яковлев спешился и подошел к человеку, стоявшему поодаль. Переговорили. Казакам разрешили расседлать коней и немного отдохнуть: ведь их путь длился почти полтора месяца. Связанных ввели в избу. То были руководители Крестьянской войны братья Разины - Степан и Фрол, которых «домовитые» казаки решили выдать и тем спасти себя и Войско Донское от кары самодержца Алексея Михайловича.

Оправившись от полученных под Симбирском ран, С. Т. Разин не собирался слагать оружия. В письмах к своему соратнику Василию Усу, оставшемуся атаманом в Астрахани, он сообщал, что сам будет там скоро. Вернувшись на Дон, С. Т. Разин рассчитывал собрать новое войско и продолжить борьбу. Но для пополнения сил повстанцев ситуация изменилась: людские резервы на Дону были уже истощены; казаки или колебались, или не желали принимать участие в движении. По-прежнему полагая, что Дон - его основная база, Разин не решился поднять руку на войсковую верхушку во главе с Яковлевым, хотя знал о крайне враждебных ее настроениях. И то, что он вовремя не обезвредил казацкую старшину, стало роковой ошибкой предводителя Крестьянской войны.

Пока Разин мешкал, «домовитые» казаки, боясь присылки на Дон карателей и желая возобновить получение жалованья, перешли в наступление. К концу 1670 г. они вновь овладели положением в столице Войска Донского - Черкасске. Старый атаман Корнила Яковлев и казачья старшйна зорко следили за всем, что делалось в Кагальнике - казачьем городке, где обосновался Разин, и терпеливо ждали благоприятного случая, чтобы нанести удар. Стоило предводителю повстанцев с небольшим отрядом уехать по делам в Царицын, [65] как черкасские казаки совершили нападение на Кагальник и расправились со сторонниками Разина. Они убили повстанческого атамана Л. Черкашенина, взяли в плен жен Степана и Фрола Разиных, захватили казну, оружие («3 пушки да бочку зелья») и с триумфом вернулись в столицу Войска Донского. В ответ С. Т. Разин силами отряда Я. Гаврилова рассчитывал произвести в Черкасске переворот в свою пользу, но тщетно[1].

Видя, что Разин хотя и ослаблен, но все еще представляет серьезную опасность, Яковлев готовит для окончательного удара по Кагальнику отряды, которые сам и возглавляет. 14 апреля 1671 г. добровольно взявшие на себя карательные функции казаки К. Яковлева ворвались в Кагальник, где встретили яростное сопротивление.

Многие восставшие были убиты, многие, в том числе и сам С. Т. Разин, взяты в плен. Торжествующие победители сожгли «со всеми куренями» опустевший и разрушенный городок - ненавистную им повстанческую столицу.

Что касается Фрола Разина, то его в Кагальнике не оказалось. В наказной памяти из Разрядного приказа от 5 мая 1671 г. говорится, что «Стенька Разин на Дону пойман и везут его к великому государю скована, а... за братом его за Фролком послано в погоню донских казаков в 10-ти стругах»[2].

По поводу местопребывания в тот момент Фрола в источниках есть определенные расхождения. Так, в расспросных речах донского казака О. Степанова, допрошенного в апреле в Острогожской приказной избе, содержатся однозначные сведения о том, что «Фролка в Царицыне за караулом, а с ним-де людей тысячи с полторы... а оне-де послали к... государю к Москве с повинною...». Иначе доносит в Москву об обстоятельствах пленения Ф. Разина один из войсковых старшин, Л. Семенов. Он пишет, что Фрол был схвачен на Дону верховыми атаманами и казаками и тотчас препровожден «к войску» в Черкасск, где к тому времени уже находился под стражей С. Т. Разин[3]. Более достоверным представляется сообщение второго источника: в отличие от первого оно основано не на слухах, а на информации из первых рук.

При пленении оба брата оказали отчаянное сопротивление. В одной из грамот из Приказа Казанского дворца прямо говорится, что возглавляемые К. Яковлевым [66] старшины и казаки «Стеньку Разина и брата ево Фролка взяли за боем...».

По царскому указу захваченных в плен братьев Разиных следовало, «сковав», доставить в Москву. Отличившийся при разгроме Кагальницкого городка войсковой атаман К. Яковлев лично возглавил конвой из 76 человек, который повез Степана и Фрола в столицу. Рвение Яковлева и его подручных не было забыто царем. Войскового атамана пожаловали 40 соболями, сотней золотых червонцев, 10 аршинами камки - дорогой шелковой ткани, добрым сукном и прочими подношениями. Щедрые дары получила и вся казачья станица, доставившая Степана и Фрола Разиных[4].

21 мая 1671 г. обоих пленников привезли в Курск. По распоряжению боярина и городового воеводы Г. Г. Ромодановского для их охраны были приняты дополнительные меры предосторожности: выделены «для береженья воров и изменников» подводы с провожатыми под началом некоего дворянина. Этот усиленный конвой сопровождал братьев Разиных до Серпухова. В Серпухове к станице Яковлева «для береженья» пленников по предписанию из Разрядного приказа присоединился отряд московских стрельцов из 100 человек во главе со стрелецким сотником Е. Терпигоревым. В грамоте из Разрядного приказа, которую получил в конце мая К. Яковлев, оговаривался порядок следования братьев Разиных. Надлежало особо позаботиться, чтоб у них «сторожа была самая крепкая, чтоб... в дороге и на станех сами они над собою какова дурна не учинили и до Москвы б довесть их вцеле». К пленникам строжайше запрещалось кого-либо «припускать». Первоначально в грамоте было указание: «А дорогою б шли неспешно, на день итить верст по семи и по осьми», но в окончательной редакции документа эти строки отсутствуют[5]. Очевидно, их вычеркивание следует расценивать как проявление беспокойства властей: слишком медленное продвижение может благоприятствовать нападению на эскорт с целью освобождения зачинщиков «бунта».

2 июня[6] 1671 г. Разиных привезли в Москву. Церемония ввоза пленников в столицу, порядок их следования по городу были заранее продуманы и обставлены так, чтобы унизить тех, кто совсем недавно заставил господствующий класс пережить страх и растерянность, тех, чьи имена вызывали лютую ненависть феодалов. И вот «заводчик всякого зла» и «угодник дьявольев», [67] как названы Разины в одном из официальных правительственных документов, в руках своих классовых врагов. Победители торжествуют. Весь путь Разиных по Москве они стремятся превратить в дорогу позора для побежденных, а издевательский церемониал транспортировки мятежных братьев разработан с таким расчетом, чтобы представить их в глазах московского люда жалкими, ничтожными, отталкивающими.

«В миле от Москвы, - пишет оставшийся неизвестным англичанин, который, возможно, был очевидцем событий, - Стеньку ожидала заготовленная для сего случая телега... В задней части телеги была воздвигнута виселица, с мятежника сорвали бывший на нем до того шелковый кафтан, обрядили в лохмотья и поставили под виселицу, приковав железной цепью за шею к верхней перекладине. Обе руки его были прикованы к столбам виселицы, ноги разведены. Брат его Фролка привязан был железной цепью к телеге и шел сбоку ее. Таким образом прибыл Стенька с братом своим в город Москву, где ожидало его великое множество народа высокого и низкого звания»[7]. Свое описание анонимный автор сопроводил собственноручно выполненной гравюрой с изображением обоих братьев на пути следования в столицу.

Другой англичанин, Т. Хебдон, в частном письме от 6 нюня 1671 г. дополняет сведения своего соотечественника следующими деталями: «...великий мятежник Разин был доставлен... таким образом: впереди шел конвой из 300 пеших солдат... Позади Разина тем же порядком шло почти то же число солдат... Окружал Разина отряд захвативших его казаков... А сам Разин на помосте под виселицей стоял с цепью вокруг шеи... От помоста тянулась еще одна цепь, которая охватывала шею его брата, шедшего в оковах пешком. Помост везли 3 лошади»[8].

Аналогичное описание того, как Разиных ввозили в Москву, есть также у другого иностранца - очевидца событий Я. Рейтенфельса. Приводит рассказ об этом и голландец Б. Койэт. Правда, он побывал в России не в 1671-м, а в 1675-1676 гг., но, как видно, располагал обширными, полученными из первых рук материалами о восстании С. Т. Разина[9].

Сохранилось свидетельство и русского очевидца мрачного шествия Разиных по Москве. Это два письма митрополичьего стряпчего А. Горяйнова. «А ныне, - пишет он, - привезли к Москве... Стеньку Разина с братом... [68] А в город он везен: зделана ларь на четырех колесах, а по краям поставлены 2 столба да поперешное бревно, да над головою ево другое поперешное бревно; то он был на ларь поставлен, чтобы всякому видно было... А брат ево был прикован к ларе на чепях, а шол пеш, а ноги скованы». Если еще принять во внимание ужасную жару, которая стояла тем летом, можно представить, какие страдания были вынуждены терпеть Степан и Фрол. Об изматывающем зное, царившем тогда в Москве, можно судить по другому письму того же А. Горяинова. «С самой весны... - пишет он, - у нас дожжи не бывали, все стоят жары великия, яри и травы погорели, овсы и по се число не всхаживали»[10].

Итак, власти сделали все для надругательства над Степаном и Фролом Разиными. Палачи и мучители проявили поистине дьявольскую изобретательность, чтобы выставить повстанческих предводителей в возможно более неприглядном виде. Путем многочисленных издевательств, с помощью колесницы бесчестья, к которой были прикованы братья Разины, и прочих ухищрений ликующие крепостники правили свой жестокий триумф.

Высокопоставленные авторы изощренного сценария провоза Разиных по Москве постарались придать церемонии определенную психологическую направленность. В частности, Фрол, которому была назначена роль бежать на цепи за телегой с С. Т. Разиным, должен был утвердить очевидцев во мнении, что якобы он - жертва собственного неразумия и мятежником стал против воли, идя на поводу у старшего брата, о чьем крутом нраве и свирепости власти усиленно распространяли слухи. Судя по приведенным фактам, правительство пыталось представить дело так, будто между братьями нет ни согласия, ни единодушия. Делалось это как с целью создать впечатление и пустить в народе молву о разладе между связанными кровными узами повстанческими предводителями, так и для того, чтобы, противопоставив одного другому, развенчать ореол их личности.

По справедливому мнению А. Г. Манькова, правительство придало акту привоза обоих пленников в Москву и «характер торжественной публичной церемонии, знаменующей победу царской власти над силами, угрожавшими ее существованию. И предназначено это было, разумеется, не только для устрашения народа, но и для демонстрации несокрушимой мощи власти русского царя перед иностранными наблюдателями»[11]. [69]

В Кремле, в здании Земского приказа, где размещалась временная следственная тюрьма, именуемая также ямою, был устроен застенок. Четыре дня денно и нощно пытали там Степана и Фрола. К ним применяли самые жестокие пытки: били плетьми (каждому по 30 ударов), поднимали на дыбу, жгли раскаленным железом, лили по капле холодную воду на их обритые головы. Московские палачи, как свидетельствует голландец Б. Койэт, поднаторели в своем садистском ремесле. Описывая, например, наказание кнутом, Койэт приводит следующие жуткие подробности: «Палач так опытен... что каждый раз бьет по свежей части тела, не трогая два раза того же места». Вне всякого сомнения, на долю братьев Разиных выпали особо изощренные мучения. Обоим, по-видимому, задавали примерно одни и те же вопросы, некоторые из них были поставлены самим царем. Так, по поводу попыток повстанцев наладить связи с опальным патриархом Никоном был вслед за Степаном допрошен и Фрол. Он дал те же показания, что и С. Т. Разин. «Да и брат Стеньки Фролко, - говорится в наказной памяти по делу о патриархе Никоне, - с пыток говорил те же речи...»[12] Возможно, С. и Ф. Разины заранее согласовали свои показания. На допросах они держались мужественно, с самообладанием и достоинством.

Фрола вдохновлял пример старшего брата, который с необычайной твердостью переносил истязания царских палачей. Его выдержка, выносливость и воля поражали даже видавших виды заплечных дел мастеров. Ни плети, ни дыба, ни плаха, ни колесо не могли заставить его дрогнуть. И хотя мы далеки от того, чтобы, подобно Н. И. Костомарову, приписывать предводителю повстанцев какие-то сверхчеловеческие качества, не признать за С. Т. Разиным безмерного мужества, стойкости - это значит погрешить против истины. «Тело его было уже все изъязвлено так, - пишет Я. Рейтенфельс, - что удары кнута падали на обнаженные кости, а он все-таки пренебрегал ими... не только не кричал, но даже не стонал...»[13] Превозмогая дикую муку, когда ему и Фролу на обритую макушку капля за каплей монотонно била ледяная вода, Степан Разин еще находит в себе силы, чтобы шутливо заметить брату: «Слыхал я, будто только ученых людей обривают в священники, мы с тобой оба неученые, а все же дождались такой чести...»

Вообще в драматических ситуациях, в самые критические моменты Разин умел подбодрить и себя, и [70] других, ухитрялся сохранить от природы присущее ему чувство юмора. Так, перед въездом в Москву, где, как он знал, с ним и братом готовились учинить кровавую потеху, Степан, чтобы отвлечь себя и Фрола от мрачных мыслей, стал говорить, «что, когда привезут их в город Москву, будет оказана им великая честь, тысячи людей, и самые знатные тоже, выйдут им навстречу, потому что ждут не дождутся их увидеть»[14].

Верный своим монархическим иллюзиям, С. Т. Разин с того самого момента, как попал в руки карателей, ожидал, что его поведут к царю. Оставшийся неизвестным английский автор пишет, что весь долгий путь до Москвы Разин «был обольщаем надеждой, что будет говорить с самим великим государем и перед ним изустно защитит свое дело»[15]. Однако ожидание Степана Разина было напрасным, а вера его во встречу с царем Алексеем Михайловичем - наивной. У того была одна забота - побыстрее отправить мятежного атамана на эшафот и тем положить конец бунту ненавистной «черни».

Вскоре царь и бояре вынесли Степану Разину приговор: «Казнить злою смертью, четвертовать».

Казнь состоялась 6 июня 1671 г. в Москве, на Пожаре (так тогда называлась Красная площадь, часто горевшая из-за обилия на ней деревянных построек). Место казни было окружено тройным кольцом солдат, на перекрестках по всему городу стояли отряды приведенных в полную боевую готовность войск - даже закованный, измученный пытками, влекомый под топор палача Степан Разин все еще был страшен московскому правительству. Впрочем, у властей были основания для беспокойства. Совсем недавно в столице обнаружили «прелестные письма» Разина и задержали нескольких человек, которые, по свидетельству иностранного очевидца, открыто восхваляли «батюшку» Степана Тимофеевича, а один из них заявил, что, если Разин подойдет к Москве, его следует встретить хлебом-солью[16]. По распоряжению царя этот и подобные ему «смутьяны» были казнены.

Разин без страха выслушал смертный приговор, сохраняя полное присутствие духа, лег на плаху и, не теряя самообладания до последней секунды, встретил свое бессмертие.

Его четвертованное тело было рассечено палачом на части, растыкано на острые деревянные спицы и выставлено на всеобщее обозрение. Спустя три дня останки Разина [71] «на показание всем» были «вздеты на высокие деревья и поставлены за Москвой-рекой на площади (Болотной. - Авт.) до исчезнутия». Весной 1676 г. они еще были там. Их видел уже упоминавшийся голландец Б. Койэт. Позднее останки Разина были захоронены на Татарском кладбище в Замоскворечье (ныне территория Парка культуры и отдыха им. М. Горького)[17]. Погребение на мусульманском кладбище объясняется тем, что предводитель Крестьянской войны был еще при жизни отлучен от церкви, а также тем, что его мать, по-видимому, была турчанкой.

Степан Тимофеевич Разин «сложил... голову в борьбе за свободу»[18], - писал В. И. Ленин. Народ не забыл своего великого сына. На скорбную весть о гибели своего заступника он отозвался множеством песен и сказов. В простых и искренних словах оплакивала смерть любимого атамана казачья «голутва»:

Помутился славный тихий Дон
От Черкесска до Черного моря!
Помешался весь казачий круг!
Атамана боле нет у нас,
Нет Степана Тимофеевича,
По прозванию Стеньки Разина.
Поймали добра молодца,
Завязали руки белые,
Повезли во каменну Москву
И на славной Красной площади
Отрубили буйну голову.

Цепь, которой был прикован Разин, после его казни была прислана на Дон. По распоряжению царской администрации эту цепь для устрашения всех инакомыслящих приковали при входе в каменный Воскресенский собор в столице Войска Донского - Черкасске. Однако, глядя на нее, люди не только думали о страшной участи вождя Крестьянской войны, но и преисполнялись ненавистью к самодержавию, к народным обидчикам и притеснителям. Это с беспокойством отмечали представители господствующего класса. «При входе на паперть, - делился своей тревогой один из них, - прежде всего обращает на себя внимание цепь, которой был прикован Стенька Разин... Страшно как-то видеть в доме господнем эти памятники о злодее... Подальше бы их нужно запрятать, чтобы поменьше было напоминаний о таких личностях, как Разин...» Эти реликвии целы до сих пор, при виде их посетители музея замедляют шаги и склоняют головы перед мужеством борцов за свободу[19]. [72]

Разин сразу после гибели стал одним из самых любимых национальных героев, опоэтизированным народным творчеством во множестве устных повестей, преданий, былин, песен. Его смерть, как и каждая смерть в борьбе, что-то утверждала, что-то отрицала и частично завершала то, что не успела осуществить жизнь: утверждала то, что он отстаивал, отрицала то, против чего выступил он в поход и беззаветно сражался, а завершала один из этапов смертельного поединка угнетенных с угнетателями в борьбе за волю.

Находились люди, которые уверяли, что на Красной площади был казнен вовсе не Разин, а некий донской казак. «Батюшка Степан Тимофеевич, - говорили они, - жив и скрывается в надежном месте». Народ не мог смириться с мыслью, что Разин мертв, и выдавал желаемое за действительное. Ведь смерть предводителя Крестьянской войны означала для всех «кабальных и опальных» крушение надежд, отнимала веру в то, что им наконец-то удастся добиться вольности. И пошла по России гулять легенда, что жив славный атаман и еше покажет себя князьям да боярам, воеводам и приказным.

Чтобы рассеять слухи о чудесном спасении Степана Разина, правительство рассылает на места грамоты с подробными описаниями казни великого бунтаря. Но эта мера не принесла ожидаемого эффекта, как и предание анафеме Разина и его соратников патриархом Иоасафом еще при их жизни - 12 марта 1671 г. Духовенство проклинало «вора Стеньку» с амвонов церквей, а его популярность в народе не только не падала, но росла и ширилась.

Восстание Разина вызвало резонанс и за пределами России. События 1670-1671 гг. в Московском государстве освещали крупнейшие европейские газеты. Показательно, что страны, с которыми Россия находилась в обостренных отношениях, помещали в своих периодических изданиях обширную информацию об успехах разинцев и поражениях царских воевод. Так, шведские «Куранты» печатали многое из того, о чем правительство Алексея Михайловича предпочитало бы умолчать. В Посольском приказе была даже подготовлена нота, в которой указывалось, что «в свейских городах, а особенно в Риге» появились публикации «с великим умалением его царского величества чести... о том воре о Стеньке». Предметом особого возмущения московского двора было то, что сообщениями «Курантов» «свеяне всю [73] Европу наслушили, и в Гишпании, и во всей Италии, и в ыных государствах та их ложь ведома»[20].

После расправы с Разиным и кровавого финала Крестьянской войны царь счел необходимым уведомить правителей крупнейших соседних держав об «успокоении», которое якобы наступило в России. Так, персидскому шаху Сулейману «Тишайший» не без облегчения сообщает, как наконец-то был одержан верх над Разиным и его единомышленниками, приводит подробности казни повстанческого предводителя и заверяет адресата в том, что российские «понизовые городы учинились во успокоении, и проезд повольной»[21].

Однако «всея Великая и Малыя и Белыя России самодержец» явно поторопился с выводами. Крупнейшее классовое выступление феодальной эпохи с казнью С. Т. Разина не исчерпало себя.

Вплоть до 1676 г. бушевало восстание в далеких Соловках. Начавшись в 1668 г. как раскольническое движение, оно со временем приобрело антикрепостническую направленность. После поражения Крестьянской войны в Соловецкий монастырь пробивались «атамана Стеньки Разина помощники». Возможно, в далеких Соловках бежавшие туда разницы надеялись найти убежище. Ведь именно с этим монастырем донское казачество традиционно привыкло связывать избавление от бед, болезней и напастей: сюда совершали паломничество, ища защиту у «казачьих святых» Зосимы и Савватия, многие поколения донцов. Но, застав в Соловках не тихую обитель, а военную крепость, встретившую пушечными залпами посланных из Москвы против раскольников стрельцов, разинцы тут же активно включились в борьбу. С появлением участников Крестьянской войны социальные мотивы борьбы стали преобладающими.

В одном из документов говорится, что монастырская братия «тогда... начаша быти во всем противны, не токмо святой церкви, хулами, но и благочестивого царя не восхотеша себе в государя имети». Возглавили Соловецкое восстание на этом этапе разинцы Фадей Кожевник и Иван Сарафанов[22]. «Соловецкое сидение» стало еще одной героической страницей народного сопротивления натиску государства и церкви, связанной с именем Разина.

Бунташный XVII век заявил о себе еще многими вспышками открытого протеста угнетенных масс, вооруженными выступлениями против народных притеснителей. [74] И все они в той или иной мере были отзвуками разинского движения.

Под впечатлением потрясшего умы современников похода С. Т. Разина уже в 70-е годы XVII в. на Дону пытались поднять казачью голытьбу разинские атаманы Иван Миусский и Семен Буянка. Десять лет спустя, когда острое недовольство своим положением проявили «голутвенное» казачество и пестрый по составу пришлый элемент (беглые крестьяне, бурлаки, «гулящие люди» и т. п.), именем Разина увлекли на борьбу тысячи людей другие мятежные предводители - М. Скалозуб и И. Иванов. Первый собрал внушительное (около 3 тыс. человек) войско, выступил с ним против царской рати, но был разбит. Второй, сформировав на берегу реки Черной Калитвы отряд численностью «человек з 200 и больши», отправился с ним на Волгу, а оттуда намеревался идти на Каспийское море, т. е. повторить путь С. Т. Разина в 1667-1669 гг. И. Иванов стремился всячески подчеркнуть свою преемственность с легендарным бунтарем. Преследовавший отряд Иванова острогожский полковник И. Сасов сообщал, что «знамена-де у них, воровских казаков... и прапорец Стеньки Разина»[23]. Как и М. Скалозуба, И. Иванова постигла неудача. В сентябре 1682 г. его отряд был разбит ратными людьми под Коротояком.

Отголоски Крестьянской войны давали знать о себе во время московского восстания 1682 г., в котором участвовали высланные в Москву астраханские стрельцы, поддерживавшие Разина. В 1688 г. во время волнений на Дону казаки-раскольники заявили, что хотят «воровать, как Стенька Разин». В период мощных волнений 1691-1692 гг. в Сибири, близ Иркутска, среди поднявшихся на борьбу крестьян нашелся человек, назвавший себя Степаном Разиным. В октябре 1707 г., во время Булавинского восстания, острогожский полковник И. Тевяшев сообщал: «А при нем, атамане Булавине, были: один называетца полковником, прозвище Лоскут, сходец с Валуйки, про которого сказывают, что он был при Стеньке Разине лет с 7». Булавинцы не скрывали, что считают себя прямыми продолжателями дела С. Т. Разина. Так, напав на царский карательный отряд Ю. Долгорукого и наголову его разбив, повстанцы «учинили круг... и говорили, что они будут не хуже Стеньки Разина»[24].

В разное время - иногда год за годом, иногда с разрывом в десятки лет - всплывало на Руси имя Разина, [75] внушая страх и ненависть правящему классу и вселяя надежду в сердца угнетенного, обездоленного люда.

Дошл и до нас сведения о поклявшемся отомстить за отца сыне или пасынке С. Т. Разина - Афанасии. Он жил на Дону, участвовал в военных походах. В 1684 г. в жарком бою попал в плен к крымским татарам. Позднее был выменен казаками и вновь вернулся на Дон. В 1690 г. Афанасий Разин изрядно обеспокоил власти следующим заявлением, которое быстро стало известно сначала в Нижнем Новгороде, а затем и в Москве: «Я-де, собрався с воровскими и с куминскими (от реки Кумы на западном побережье Каспия. - Авт.) с воровскими ж казаками, все крови отца своего отолью сего лета»[25]. Вероятно, с намечавшимся походом был как-то связан и замысел Афанасия предварительно побывать в Москве. Стараниями правительства были приняты все меры, чтобы А. Разин не смог осуществить свою угрозу.

И много лет спустя, уже в XVIII столетии, царская администрация не оставляла без внимания даже безобидные, а порой и курьезные факты, связанные с именем Разина. Так, в 1744 г., в период правления императрицы Елизаветы Петровны, получило скандальную огласку дело некоего капитана Б. Тютчева, который, по показаниям шести свидетелей, «говорил, что город-де Саратов Стеньки Разина, и в нем живут все разиновщина». Несмотря на то что «в то-де время оной капитан... был весьма пьян», а потом «винился», по определению Тайной канцелярии, куда были переданы все материалы по названному инциденту, «дабы он, Тютчев, впредь от таких продерзостей имел воздержание», надлежало «унизить ево рангом... и о том послать промеморию»[26].

Занимающее более 40 архивных листов следственное дело капитана Тютчева показывает, что в середине XVIII в. память о восстании С. Т. Разина была свежа. А в 70-е годы XVIII в., когда огромную территорию Российской империи охватила новая, еще более мощная Крестьянская война, события столетней давности снова неумолимо приблизились. Приходя в ужас от успехов Е. И. Пугачева, дворяне с содроганием вспоминали о движении С. Т. Разина и с беспокойством ожидали, каким на сей раз будет исход борьбы с взбунтовавшейся «чернью». Сама императрица Екатерина II, напуганная размахом Пугачевского восстания, пытается сравнивать его с разинским, с тем чтобы найти утешительные для себя исторические аналогии. «Его гистория, - [76] пишет она о Пугачеве, - сходствует во всем гистории разбойника Стеньки Разина, который завладел Астраханью при царе Алексее Михайловиче и многими городами, называл себя царем Федор Федоровичем и посылал послов в Персию, и четыре года его из Астрахани не могли выбить; проказы те же, и в те же места, и теми же людьми»[27].

Если не считать легкой путаницы в именах (Федор Федорович вместо Алексея Алексеевича) и датах (повстанцы держались в Астрахани не четыре года, а полтора) и не придавать значения снисходительному тону этой записи, вышедшей из-под пера императрицы, можно признать, что Екатерина чутко уловила общую социальную природу обоих восстаний и остро почувствовала, какую огромную опасность для «золотого века» дворян представляли подобные «бунты». За нарочито небрежной, даже игривой интонацией приведенных строк угадывается затаенная тревога. Деланная беспечность Екатерины не в силах скрыть ее озабоченности, а пренебрежительность оценок действий повстанческих руководителей только подчеркивает степень беспокойства и растерянности государыни императрицы, тщетно старающейся спрятать за напускной бодростью смятение чувств в связи с принявшими грозный оборот внутренними событиями.

Понятно, почему в это время в народной среде получает особенно широкое хождение богатейший фольклор о Разине. Это предания и легенды, сказы и притчи и конечно же песни, которые пела вся голь российская и которые были необычайно популярны в армии Пугачева. В народных сказаниях Степан Разин нередко действует вместе с Ермаком. В одном из преданий говорится: «У Ермака Тимофеевича, самого набольшего изо всех станишников, было много удалых товарищей, верных помощников. Правою рукою у него был Стенька Разин...» В песне о покорении Сибири Ермаком, сложенной наполовину в прозе, наполовину в стихах, есть такие слова:

Атаманом был на нем (Соколе-корабле,
на котором, как поется в песне, Ермак отправился в Сибирь. - Авт.)
Стенька Разин сам,
Есаулом был Илья Муромец.

То, что народный эпос сводит Разина с Ермаком и Ильей Муромцем - излюбленными героями устных повестей и сказов, показывает, насколько глубоко вошел [77] в сердце простого русского человека образ «батюшки Степана Тимофеевича», насколько он близок и дорог тем, во имя кого отдал он свою жизнь. В народных повествованиях Ермак и Разин не случайно не разделены веками, как в истории. Этим как бы подчеркивается общность судеб и устремлений двух богатырских личностей, пошедших разными путями искать волю.

В народных сказаниях Разин часто наделяется сверхъестественными качествами: не боится ни пуль, ни ядер; бросает со струга двадцатипудовые камни; расправляется с врагом, убивая его из незаряженного ружья, и т. п. Первые легенды, в которых Разин предстает как кудесник и чародей, складывались еще во время его победоносных походов на Каспий и Волгу, когда целые отряды и гарнизоны противника без сопротивления переходили на сторону повстанцев, а пушкари и стрельцы, чуть ли не в упор стреляя по разницам, каким-то непостижимым образом (а на деле - паля холостыми зарядами или нарочно ведя огонь мимо цели) не причиняли им вреда. Так и родилась молва, что Разину пушки нипочем и пули-де его не берут, ибо он «заговоренный». Эта легенда охотно принималась на веру простым людом, поскольку была порукой неуязвимости предводителя Крестьянской войны.

Во многих старинных казацких преданиях чародейство - неотъемлемый дар, отличающий Разина от других народных героев. Вот характерный отрывок из них: «Пугачев с Ермаком были великие воители, а Стенька Разин и воитель был великий, и еретик (здесь: колдун, волшебник. - Авт.), так, пожалуй, и больше, чем воитель...

Какое же его было еретичество?

А вот какое. Бывало, его засадят в острог. «Здорово, братцы!» - крикнет он колодникам. «Здравствуй, батюшка наш, Степан Тимофеевич!..» А его уж все знали!.. «Что здесь засиделись? На волю пора выбираться...» «Да как выберешься?.. - говорят колодники. - Сами собой не выберемся, разве твоими мудростями!» - «А моими мудростями, так, пожалуй, и моими!..» Полежит так маленько, отдохнет, встанет... Дай, скажет, уголь, напишет тем углем на стене лодку, насажает в ту лодку колодников, плеснет водой: река разольется с острова до самой Волги; Стенька с молодцами грянут песни - да на Волгу!.. Ну, и поминай как звали!..» В другой легенде «Стенька начальству раз сам дался, руки протянул, и заковали его в железы. [78] После положили и начали пытать: и иголками кололи, и кошками били - ничего не берет. Стенька знай только себе хохочет. Вот и выискался один знающий человек и говорит: «Да вы чего бьете-то? Ведь вы не Стеньку бьете, и не он у вас в кандалах, а чурбан. Он вам глаза отвел и хохочет». Сказал этот человек такое слово- глядит начальство, а и в самом деле не Стенька лежит, а чурбан».

Тщетны были усилия правительства и церкви вычеркнуть из памяти народа красочный фольклор о Степане Разине. Как заметил А. М. Горький, в России «были свои «лицедеи» - скоморохи, свои мейстерзингеры - «калики перехожие», они разносили по всей стране «лицедейства» и песни о событиях «великой смуты», об «Ивашке Болотникове», о боях, победах и о гибели Степана Разина»[28].

В произведениях устного народного творчества Разин предстает перед нами как личность былинного склада. Таким его видели современники, таким и изображали.

Но за всеми эпическими сообщениями, как бы ни были они на первый взгляд причудливы и фантастичны, стоит реальный человек. В фольклоре о Разине воплощены его живые черты. Любознательность и одержимость, простота и лукавинка, бесшабашность и непримиримость к угнетению, к подлости. А еще - размах богатырский, истовость. Искренняя сыновья любовь к народу российскому и глубокая вера в него, в его силы. И дума, дума высокая... Он храбрый, удалой атаман, вершитель социального возмездия, суда над людьми неправедными, народными притеснителями, боярскими прихвостнями.

Известно более 200 записей песен о Степане Разине. Среди них две записаны в 1824 г. А. С. Пушкиным. Как предполагают исследователи, поэт узнал их. от Арины Родионовны. Современная Пушкину оценка крупнейшего народного движения XVII в. в сочинениях дворянских писателей отчетливо проявилась в «Сокращенной повести о Стеньке Разине» А. П. Сумарокова (1774 г.). По Сумарокову, Разиным и разницами движут кровожадная страсть к разгулу, жажда обогащения, погоня за «дуваном», «зипунами». Пушкин не приемлет такой трактовки. В письме к брату Льву Сергеевичу он отзывается о С. Т. Разине как о «единственном поэтическом лице русской истории». В противовес дворянской традиции Пушкин создает совершенно иной, близкий мотивам [79] народных преданий образ Разина. В 1826 г. поэт написал стихотворный цикл «Песни о Стеньке Разине», в основе которых - народные исторические песни и сказания. Через Бенкендорфа он направил свое сочинение на цензуру Николаю I, и вскоре шеф жандармов известил Пушкина о мнении царя относительно этих стихов: они, «при всем поэтическом своем достоинстве, по содержанию своему неприличны к напечатанию. Сверх того, церковь проклинает Разина, как равно и Пугачева»[29].

«Клянусь честью, - говорил Пушкин, - что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков...» Летописец Пугачевского восстания, он живо интересовался и событиями 1667-1671 гг. В обоих народных движениях он видел черты чрезвычайного сходства. Но если воспоминания о пугачевских днях были еще свежи, особенно в Поволжье и на Урале, куда и отправился за материалом из первых рук А. С. Пушкин, то о разинском времени поэту пришлось судить по богатому песенному наследию русского народа.

Высший показатель исторической правды для Пушкина - мнение народное, устный народный приговор, и то, что Разин и Пугачев стали любимыми героями национального фольклора, говорило поэту о многом. Чутье художника и дар историка позволили Пушкину безошибочно установить, что менаду разделенными столетием событиями существовала действительная, не умозрительная историческая связь. И поэту важно было показать ее, провести мысль о преемственности разинского и пугачевского «возмущений».

Летом 1833 г., завершив вчерне работу над рукописью «История Пугачева», А. С. Пушкин представил первые пять глав своего сочинения на цензурное рассмотрение Николая I. В конце января следующего года рукопись была возвращена поэту с 23 собственноручными замечаниями императора. Внимание царя привлекли, например, следующие строки авторского текста: «Вскоре настала весенняя оттепель; реки вскрылись, и тела убитых под Татищевой (крепостью. - Авт.) поплыли мимо крепостей. Жены и матери стояли у берега, стараясь узнать между ними своих мужей и сыновей. В Озерной старая казачка Разина каждый день бродила над Яиком, клюкою пригребая к берегу плывущие трупы и приговаривая: «Не ты ли, мое детище? Не ты ли, мой Степушка? Не твои ли черные кудри [80] свежа вода моет?» - и, видя лицо незнакомое, тихо отталкивала труп»[30].

Этот необычайно выразительный и лиричный плач воспроизвела Пушкину 75-летняя жительница Бердской слободы под Оренбургом И. А. Бунтова. Она же рассказала поэту все, что помнила о Пугачевском восстании, и в частности о старой казачке Разиной, долго искавшей своего сына среди погибших повстанцев. Весь этот эпизод пронизан мотивами народной поэзии, восходящей к далеким временам древнего славянского эпоса и язычества. Однако поэта привлекает не только художественная сторона этой сцены, не только сила найденного им образа и его аллегорическое наполнение (мать оплакивает как бы всех павших героев-пугачевцев), но и возможность в художественной форме подчеркнуть тесную родственную связь могучих народных движений и их предводителей.

Требуя от Пушкина смягчения отдельных характеристик, эпитетов, царь наложил цензурное вето и на рассказ о казачке Разиной. Отчеркнув в тексте то место, где о ней говорилось, Николай I сбоку на листе рукописи сделал помету: «Лучше выпустить, ибо связи нет с делом». Но связь была, и именно это заставило императора вынести запретительную резолюцию. Если бы коронованный цензор оставил в тексте эпизод с казачкой по фамилии Разина, горюющей по безвестно пропавшему сыну по имени Степан, события третьей четверти XVII и третьей четверти XVIII в. слишком явно бы перекликались. А допустить этого царь не хотел. Кроме того, Николая I конечно же смутила сконцентрированная в приведенных строках огромная художественная сила, которая придавала им совершенно определенную эмоциональную окраску, приводила к непозволительной поэтизации мятежного Разина.

А. С. Пушкину пришлось исключить сцену со старой казачкой, но, дорожа ее художественной ценностью, а еще более - ее исторической многозначительностью, он поместил этот рассказ в примечаниях. В первоначальном виде «История Пугачева» была издана лишь столетие спустя, в конце 1930-х годов.

Но появление на страницах «Истории Пугачева» имени Степана Разина вызвано не только замыслом Пушкина соединить в сознании читателей двух народных вождей, приблизить их друг к другу силой печатного слова, как это уже было сделано устным народным творчеством. Пушкинский Степушка Разин - [81] это реальное историческое лицо. Казак Степан Разин действительно был в пугачевском войске, действительно пропал без вести, но не погиб - так что старая мать, о которой рассказала Пушкину Бунтова, оплакивала сына преждевременно. Уцелел он и после массовых казней и повальных расправ, учиненных царскими карателями над участниками третьей Крестьянской войны. Отставной казак Степан Андреевич Разин дожил до 82 лет, став современником Пушкина. Если бы поэт, проезжая осенью 1833 г. из Оренбурга в Уральск, завернул в Кинделинский форпост, что был близ Илецкого городка, он мог бы встретиться с героем своего повествования. Однако Пушкин и не подозревал, что человек, чья судьба привлекла его внимание, невредимым вышел из драматических событий более чем полувековой давности и благополучно здравствовал в одном из поселений на реке Урал.

Р. В. Овчинникову, много и плодотворно исследовавшему материалы, на основе которых работал поэт над «Историей Пугачева», удалось установить, что упоминаемый в пушкинском сочинении Степан Андреевич Разин - потомок яицких казаков Разиных. Не вели ли они свой род с Дона? Р. В. Овчинников допускает, что у предков С. А. Разина могла быть родственная связь с легендарным предводителем Крестьянской войны 1667-1671 гг.[31]

О прямых детях С. Т. Разина, к сожалению, пока ничего не известно, если не считать сведений об упоминавшемся Афанасии, который, по некоторым данным, мог быть не пасынком его, а сыном. В старинных казацких преданиях С. Т. Разин нередко представлен как основатель целого рода. В одном из сказаний, например, говорится: «А ведь и теперь еще остались внуки аль правнуки Стеньки Разина... На Дону и теперь много Разиных, все они пошли от Стеньки Разина». Остается только догадываться, имеет эта фольклорная традиция под собой реальную почву или нет. Скорее всего здесь присутствует обычная в таких случаях гиперболизация. Безусловно, далеко не все носившие в конце XVII - начале XVIII в. фамилию «Разин» происходили от разинского корня. Но если учесть многодетность тогдашних семей, то вполне можно допустить, что у трех братьев Разиных было по нескольку сыновей и дочерей, те же в свою очередь продолжали и множили свой славный род. Поэтому не исключено, что Степан Разин, сражавшийся в армии Пугачева и воспетый Пушкиным, [82] имеет (пусть отдаленное) родственное отношение к своему великому тезке.

«...Поэты до Пушкина, - отмечал А. М. Горький, - совершенно не знали народа, не интересовались его судьбой, редко писали о нем... О Разине, Пугачеве - не вспоминали, это не сливалось с установленным представлением о деревне, о мужике»[32].

После Пушкина образ Разина нашел в русской поэзии яркое художественное воплощение. Одним из первых отразил разинскую тему в своих стихах Алексей Васильевич Кольцов, чья поэзия всегда обильно питалась из источников народного творчества. Записывая народные песни, пословицы и поговорки, меткие слова, поэт собрал, по-видимому, обширный фольклорный материал о Разине. Его знаменитое стихотворение-песня «Стенька Разин» отразило бытовавшие в фольклоре темы и мотивы, связанные с легендарным бунтарем. Влияние народного эпоса на Кольцова при работе над этим произведением было преобладающим. В письме В. Г. Белинскому поэт признается: «Я, право, не читал хорошо истории Разина...» Тем не менее Кольцову удалось столь задушевно и напевно сложить песнь о Разине. Любовное, с подчеркнутой романтизацией изображение своего героя - безусловно дань народной традиции. Из цензурных соображений поэту пришлось отказаться от первоначального названия стихотворения. Оно было напечатано под заглавием «Песня разбойника».

М. Е. Салтыков-Щедрин, восхищавшийся поэзией А. В. Кольцова, отмечал, что он, как никто другой, умел передать «жгучее чувство личности, разрывающее все внешние преграды». Этот отзыв вполне приложим к кольцовскому Стеньке Разину, которому не страшны ни Волга-матушка широкая, ни леса темные, дремучие, ни вьюги зимние, крещенские. Атаман всюду чувствует себя птицей вольной, и его «мочь железную» не способна сокрушить никакая злая сила. Только девушка-красавица, что сидит в тереме и поет песни задушевные, может сладить с грозным воителем.

Один из замечательных русских поэтов и публицистов XIX столетия, инициатор издания газеты «Колокол» революционер-демократ Николай Платонович Огарев, создал ряд стихотворений, посвященных тем, кто отдал все силы делу освобождения народа. Привлекала его внимание и мощная личность Разина. Через фигуру вождя Крестьянской войны он передает идейные искания передовой части российского общества, [83] стремится зажечь революционным пафосом широкие слои своих читателей, среди которых были не только студенты, учителя, мелкие чиновники, но и тысячи неграмотных крестьян, солдат, мастеровых, заучивавших на слух находившие в их сердце отклик пламенные стихотворные строки. Не случайно стихи о Разине написаны с фольклорной доходчивостью, с использованием разнообразных форм народной поэзии (раешника, речитатива), с умелым применением зрелищных средств языка. Они обращены ко всем, кто ищет пути борьбы с самодержавием и крепостничеством, кто не желает видеть Россию «краем бедных, битых и забитых», кто не может мириться с позорной действительностью. «Из-за матушки за Волги» Н. П. Огарева - это по существу стихотворение-призыв, полный революционной страстности и непримиримости с угнетенным положением человека:

Из-за матушки за Волги,
Со широкого раздолья
Поднялась толпой-народом
Сила русская сплошная.
Поднялась спокойным строем
Да как кликнет громким кличем;
«Добры молодцы, сбирайтесь -
С Бела моря ледяного,
Со степного Черноморья,
По родной великой Руси,
По Украйне по казацкой.
Отстоим мы нашу землю,
Отстоим мы нашу волю!»

В поэме Н. П. Огарева «Гой, ребята, люди русские!» Степан Разин олицетворяет грозные силы народа, переполняющую его революционную энергию. Поэт использует легенду, что Разин не умер, а лишь спит и проснется в критический для народа момент:

Услыхал о том Стенька Разин сам,
Во горах что спал лет поболе ста.
Он, заступник наш, просыпается,
На помогу к нам собирается.
Подымайтесь, наши головы,
От печалей преклоненные!
Разминайтесь, наши рученьки,
От работы притомленные!
Мы расправу учинить должны,
Суд мирской царю да ворогам...
И очистим мы землю Русскую
От всех ворогов да бездельников,
Что наш хлеб едят да нам зло творят,
От попов, купцов, от чиновников,
От дворян, от бар, что кровь нашу пьют. [84]

Впервые поэма без фамилии автора как отдельная листовка была издана в Женеве в 1869 г.

Имя Разина стало испытанным агитационным оружием революционных народников. В потаенной литературе произведения, посвященные предводителю Крестьянской войны, занимают одно из центральных мест. В начале 70-х годов состоявший в народническом кружке «чайковцев» студент Петербургского технологического института Сергей Силович Синегуб написал большую - в 790 строк - поэму «Степан Разин». Напечатанная отдельной брошюрой в типографии «чайковцев» в Женеве, она вскоре была переправлена в Россию и имела там широкое хождение. Особенно большой популярностью пользовался следующий отрывок:

А и в те поры во народе был
Удалой боец да честной казак,
Стенькой Разиным прозывался он.
Не однажды он на войне бывал,
А и Разин с того порасславился
Своей удалью бесшабашною,
Своей смелостью да смышленостью,
А и все казаки знали Разина,
Знали слово его, слово твердое,
Слово твердое да правдивое.
Не сломить господам волю-матушку,
Постоим за нее, за сердечную,
Подорвем мы их замыслы хитрые,
Посчитаемся мы за все бедствия.
За казацкий народ поразграбленный
И за тех мужиков, что все братьями
По Христу казакам приходятся.
А ведь ихняя жизнь хуже нашенской,
И им ли терпеть не приходится
От купцов-торгашей, от помещиков,
От царевых слуг - смрадной сволочи.
Помирать ли теперь по-напрасному
Казакам молодым да от голоду?
Коли сгинуть - так сгинуть уж на поле,
В лихой войне вместе с саблею,
За народ положить буйну голову,
За него помереть греха нету-то,
За него на кресте Христос распят.
И те, в ком есть душа божеска,
Те за мной иди выручать мужиков!
Уничтожим господ, уничтожим купцов и торгашество,
Отберем у помещиков земли для общества,
Повернем мы назад волю прежнюю,
Обернем мужика во казачество.
А с этих же пор да народушко
Станет весело жить, припеваючи...
И идут года, идут многие,
Царь все волю дать обещается.
От тон бедности да от горюшка, [85]
От работушки от постылой той
На повинности на богатыих,
Слобонить всех собирается
Той обещанной царской волюшкой.
А и видно, быть по-степанову:
Никому не знать ее, матушки,
Проживать им всем в лютой бедности,
Работать весь век на богатого,
До тех самых пор не дождать ее,
Пока верить царю еще станет народ,
Слову царскому да фальшивому,
Пока будет он все смиренствовать
И давать обирать всякой сволочи.
До тех самых пор, пока весь народ
Не познает сам, не проведает.
Что не ждать ему воли-матушки
От царя, от бар, от господ других,
Что самому ему добывать ее
Из плена царского да приходится
Силой-силушкой, саблей острою.
И тогда народ гаркнет грозный клич:
«Приходи, Степан, атаманствовать!»
А и Разин тут снова явится
Из народушка, где скрывался он,
Снова явится атаманствовать
Молодцом, как был, с саблей острою,
И тогда народ вместе с Разиным
Издобудет себе волю-матушку,
Земли множество от помещиков,
Слобонит себя от рекрутчины,
От лихих податей да от барщины,
И заживет тогда народ счастливо,
Жизнью славною, развеселою.

Во время процессов «50-ти» и «193-х» в 1877- 1878 гг., когда в Петербурге в Особом присутствии сената разбирались судебные дела революционеров-на-родников, поэма Синегуба упоминалась в материалах следствия 70 раз[33]. По процессу «193-х» Синегуб был осужден и приговорен к 9-летней каторге в Сибири.

В революционной пропаганде народников заметное место принадлежит двум поэтическим произведениям на разинскую тему литератора А. А. Навроцкого. Это драматическая хроника в 11 картинах «Стенька Разин» и стихотворение «Утес Стеньки Разина», переложенное впоследствии в песню.

По своим общественным взглядам и политическим убеждениям А. А. Навроцкий был далек от того, чтобы пробуждать у современников революционный дух и порыв к борьбе. Преуспевающий чиновник военно-судебного ведомства, дослужившийся до генерал-лейтенанта, А. А. Навроцкий в своих стихах, повестях, исторических драмах, на страницах издаваемого им консервативного [86] журнала «Русская речь» пытался обосновать бесплодность революционной борьбы и «величье смиренья». Однако совершенно неожиданно для верноподданнически настроенного автора его сочинения о Разине приобрели крамольное звучание и получили широкое распространение в революционной среде. Драма А. А. Навроцкого была включена в первую «Книгу для народа», подготовленную революционерами-пропагандистами в начале 70-х годов XIX в., а стихотворение «Утес» прочно вошло в золотой фонд народных песен борьбы и протеста.

История создания этой знаменитой песни такова. Летом 1864 г. 25-летний выпускник Второго петербургского кадетского корпуса Александр Навроцкий решил провести положенный ему отпуск, путешествуя по Волге. Привлеченный живописной местностью, он сошел с парохода на пристани за полверсты от села Богородского Казанской губернии. Отправившись гулять берегом Волги, Навроцкий встретил небольшую ватагу рыбаков, окончивших лов и варивших уху. Об этой памятной встрече он оставил воспоминания в книге «Сказания минувшего». «Хозяин ватаги, почтенный крестьянин лет семидесяти, высокий, сутуловатый и весь седой, пригласил меня, - пишет А. А. Навроцкий, - отведать ухи... Старик оказался знатоком Волги и... указал мне на многие легендарные места, в том числе и на утес или бугор Стеньки Разина, рассказав связанное с ним предание, которое я и воспроизвел в своем стихотворении». Вот его слова:

Есть на Волге утес,
диким мохом оброс
Он с вершины до самого края,
И стоит сотни лет, только
мохом одет,
Ни нужды, ни заботы
не зная...
На вершине его не растет
ничего,
Только ветер свободный
гуляет,
Да могучий орел свой притон
там завел
И на нем свои жертвы
терзает.
Из людей лишь один
на утесе том был,
Лишь один до вершины
добрался, [87]
И утес человека того
не забыл
И с тех пор его именем
звался...
Раз ночною порой,
возвращаясь домой,
Он один на утес тот
взобрался
И в полуночной мгле
на высокой скале
Там всю ночь до зари
оставался,
Много дум в голове родилось
у него.
Много дум он в ту ночь
передумал.
И под говор волны
средь ночной тишины
Он великое дело задумал.
И, задумчив, угрюм
от надуманных дум,
Он наутро с утеса спустился
И задумал идти по другому
пути -
И идти на Москву
он решился.
Но свершить не успел
он того, что хотел,
И не то ему пало на долю;
И расправой крутой
да кровавой рукой
Не помог он народному горю.
Не владыкою был он
в Москву привезен,
Не почетным пожаловал
гостем.
И не ратным вождем, на коне
и с мечом,
Он сложил свои буйные
кости...
И Степан, будто знал,
никому не сказал,
Никому своих дум
не поведал,
Лишь утесу тому, где он был,
одному
Он те думы хранить
заповедал.
И поныне стоит тот утес,
и хранит
Он заветные думы Степана;
И лишь с Волгой одной
вспоминает порой
Удалое житье атамана.
Но зато, если есть на Руси
хоть один, [88]
Кто с корыстью житейской
не знался,
Кто свободу, как мать
дорогую, любил
И во имя ее подвизался, -
Пусть тот смело идет,
На утес тот взойдет,
Чутким ухом к вершине
приляжет,
И утес-великан все, что думал
Степан,
Все тому смельчаку
перескажет.

Впервые стихотворение «Утес» опубликовано в двенадцатом номере журнала «Вестник Европы» за 1870 г. В 1896 г. оно было положено на музыку: по одной версии - самим А. А. Навроцким, по другой - Анной Григорьевной Рашевской, вольнослушательницей провинциального университета, активной участницей российского революционного движения.

По популярности «Утес» может сравниться только с не менее известной песней разинского цикла «Свадьба» («Из-за острова на стрежень»). Автор последней - самарский поэт, собиратель фольклора Дмитрий Николаевич Садовников, которого по праву называют певцом Волги. Сюжет стихотворения скорее всего был навеян сочинением Яна Стрейса «Три путешествия», где упоминается эпизод с персидской княжной. Слова стихотворения, написанного в 1883 г., вскоре были положены на музыку, но, кому принадлежит сочинение напева, который с незначительными изменениями дошел до наших дней, пока не известно.

На мотивы песни появилось много новых устных рассказов, преданий - фольклорное слово впитало в себя яркие, поразившие народное воображение песенные образы «Свадьбы».

На Волге, в понизовых селах, до сих пор можно встретить в некоторых семьях выцветшие и ветхие старинные ковры с изображением Степана Разина и персидской княжны - изделия местных художников-самоучек. Атаман и княжна представлены на этих коврах-картинах сидящими на мшистом камне на высоком волжском берегу. Разин - видный мужчина, с окладистой черной бородой, в богатом восточном наряде, в круглой шапочке - сидит, подперев голову рукой с дорогими перстнями. Он погружен в глубокую думу. У его ног полулежит одетая в шелка молодая княжна. Прекрасное [89] лицо ее преисполнено печали, грустно выражение полуприкрытых глаз.

Тема трагической любви атамана к пленной княжне, воплощенная ли в песне или переданная декоративно-художественными средствами искусными умельцами-ковроделами, принята народом близко к сердцу. И как ни странно, приписанное Разину легендой принесение в жертву Волге-матушке персидской полонянки не отвращает от него народных симпатий. Почему? Неужели народ готов простить своему любимцу и чрезмерно крутой нрав, и необдуманную жестокость по отношению к беззащитной женщине? Вовсе нет. Прав астраханский писатель-краевед А. С. Марков, который пишет, что в фабуле положенного в основу песни предания людей прежде всего привлекает власть Разина над собой, способность атамана во имя единства казачьего братства поступиться своей любовью. Не зверем, не разбойником-душегубом предстает в песне Разин в сознании народа, а человеком горячим, мятущимся, трогательно привязанным к своей пленнице[34].

Помимо «Свадьбы» и «Утеса» еще одно стихотворение о Разине стало народной песней. Это - «Казнь Стеньки Разина» поэта-демократа Ивана Захаровича Сурикова, написанная им в 1877 г. Как и многие произведения Сурикова («Что шумишь, качаясь, тонкая рябина...», «Голова ли ты, головушка!..» и др.), сказание о Степане Разине со временем превратилось в песню.

В творчестве писателей демократического направления создавался образ Разина, противоположный тому, который усиленно внедрялся официальной дворянско-буржуазной литературой. Если в романах Д. Л. Мордовцева «Великий раскол» (1881 г.) и «За чьи грехи?» (1891 г.) Разин изображался отъявленным злодеем, алчущим крови главарем разбойничьей шайки, то в произведениях прогрессивных литераторов России, как и в памяти народа, его легендах и песнях, жило представление о предводителе Крестьянской войны как о пламенном борце за волю.

Свой поход в бессмертие Степан Разин продолжил и на полотне величайшего русского художника Василия Ивановича Сурикова. Замыслив создать галерею главных героев отечественной истории, В. И. Суриков, конечно, не мог миновать богатырскую фигуру Разина. Обращаясь к событиям прошлого, живописец стремился показать историческую силу масс, раскрыть могучие человеческие характеры, дать нетрадиционную психологическую [90] трактовку и новое творческое решение образа народа.

В работе над картиной «Степан Разин» на Сурикова оказали влияние и его впечатления от поездки в 1893 г. на родину атамана, в станицу Старочеркасскую (бывший Черкасск), где художник побывал, ища подходящие типажи еще для предшествующего полотна - «Покорение Ермаком Сибири». Суриков видел дом Разина, видел его оковы при входе в Воскресенский собор. Об этом свидетельствуют строки из письма художника: «Жили мы... в Старочеркасске, где находятся цепи Степана Разина». Работа над «Степаном Разиным» была окончена в 1907 г. Только что отгремели бои первой российской революции, в стране началась полоса мрачной реакции, и в это время Суриков выставляет своего «Степана Разина» на всеобщее обозрение.

«Степан Разин» Сурикова - это ответ художника-гражданина, убежденного демократа и патриота на жгучие вопросы современности. Бунтарский дух картины будил в людях ненависть к угнетению, рождал свободолюбие, желание борьбы с самодержавием, вселял веру в исполинские силы народа. Недаром у полотен Сурикова собирались революционеры и давали клятву на верность в борьбе с царизмом.

Величаво плывет по бескрайним просторам Волги разинский струг. Лебединое крыло туго натянутого под порывом ветра паруса и четыре пары весел на взмахе придают лодке сходство с летящей птицей. Разин сидит, погруженный в глубокую думу. Его нарочито картинная поза, коренастая фигура, сдвинутые брови производят впечатление неукротимой силы и решительности, но за ними угадывается острая тревога человека, взявшего на себя тяжелую ношу ответственности за судьбы многих тысяч пошедших за ним людей. Уйдя в себя, не реагируя на игру гусляра, на шутки казаков, Разин сосредоточился на одолевающих его мыслях, на поисках ответа на какой-то мучительно важный вопрос. И то, что он не в силах найти ответ на него и тем утолить свою тревогу, внушает атаману беспокойство, смятение, в чем он не хочет признаться ни себе, ни своим буйным соратникам.

Лицо Разина, особенно его взгляд необычайно выразительны. Внутреннее состояние вождя Крестьянской войны подчеркнуто одухотворенностью пейзажа, слитностью образа могучего человека и могучей природы. Суриков не случайно изобразил своего героя не в активном [91] действии, а неподвижно сидящим в струге: художнику важно было передать в первую очередь думы легендарного атамана. Добиваясь максимальной глубины образа, Суриков множество раз переписывал лицо Разина. Переписывал даже тогда, когда картина находилась на передвижной выставке.

Замечено сходство лица атамана с поздним автопортретом художника. Да, суриковскии Степан Разин глубоко автобиографичен. Суриков вполне сознательно вкладывал в облик героя народного восстания нечто от самого себя. Образ Разина был близок Сурикову, потомку участников красноярского бунта, человеку демократических убеждений. В своего Степана Разина художник вложил собственные думы, искания, гражданские переживания. Личность легендарного бунтаря привлекает Сурикова тем, что Разин объемлет исторические судьбы своего народа, верит в его духовные силы, страдает вместе с ним. Ретроспектива, к которой прибегает живописец, нацелена своим сюжетным острием не в прошлое, а в современность; она позволяет Сурикову найти ту связующую времена нить, которая соединяет крупнейшее выступление народных масс XVII столетия с крестьянскими волнениями и восстаниями периода первой российской революции.

Именно такое толкование и получило новое историческое полотно В. И. Сурикова у передовой общественности, которая увидела в нем отклик на недавние события. Однако консервативная публика не приняла картину. Ее живописные достоинства оспаривались в художественных кругах, толкам и пересудам вокруг нее не было конца. Произведение Сурикова даже объявили творческой неудачей автора, но те, чьим мнением художник особенно дорожил, высоко оценили «Степана Разина», и ободренный художник в это время с удовлетворением признается в письме брату: «...важно то, что я Степана написал! Это все».

«Степан Разин» - это картина-песня. Ни в одном другом произведении Сурикова так остро и так отчетливо не ощущается фольклорное начало, нечто от народных сказаний и песен. Эмоциональный строй картины, ее поэтичность сообщают суриковскому творению былинный размах и напевность. В картине-песне переданы радость бытия и величие борьбы, окрыленность победой и мечта о свободе, скорбь по принесенным жертвам и предчувствие новых утрат.

В 1899-1900 гг. ряд этюдов и эскизов, посвященных [92] Степану Разину, выполнил выдающийся русский художник Сергей Васильевич Иванов. Обращением в живописи к разинской теме он на несколько лет опередил В. И. Сурикова. Конечно, суриковское произведение несоизмеримо с рисунками С. В. Иванова по силе художественного обобщения, грандиозности замысла, яркости и типичности отдельных характеристик. Но при всей своей значительности полотно Сурикова не заслоняет скромных работ Иванова на ту же тему. Именно Иванову принадлежит приоритет живописной ассоциации разинского восстания со злободневными вопросами современной жизни, с беспрерывным нарастанием на грани XIX и XX веков народного возмущения.

Обращаясь к теме Крестьянской войны, С. В. Иванов в двух эскизах, носящих одинаковое название «Степан Тимофеевич», запечатлел (правда, несколько отступив от исторической истины) триумфальный въезд повстанческого предводителя в Симбирск. Одновременно с этими эскизами Иванов изображает тогдашние студенческие волнения, что лишний раз свидетельствует о том, что в разинской теме в творчестве художника нашел свое опосредованное выражение подъем революционного движения.

С. В. Иванов также автор великолепного рисунка головы Разина. Этот небольшой по размерам набросок поражает своей монументальностью, хотя выполнен лаконично, немногими точными штрихами. Энергично очерченный профиль, уверенная пластическая лепка головы придают рисунку Иванова медальонную чеканность, что не только не скрадывает, но, напротив, даже подчеркивает индивидуальные черты народного героя. В его лице и взгляде мастерски переданы волевая собранность, упорство, отвага и удаль. В этой эскизной работе достигнута глубокая и завершенная психологическая характеристика С. Т. Разина.

Многое в разинском цикле С. В. Иванова предвещает те картины и офорты, которые появятся позднее, во время революции 1905-1907 гг., и под непосредственным его впечатлением («Расстрел», «Едут. Карательный отряд», «У стенки» и др.).

На фоне историко-эпического полотна В. И. Сурикова и посвященных Разину этюдов и эскизов С. В. Иванова как нечто инородное и сусальное воспринимаются написанные А. А. Александровым накануне первой мировой войны картины «Песня» («Стенька Разин и княжна») и «Астраханский митрополит Иосиф защищает раненого [93] князя Прозоровского от Стеньки Разина». Эти произведения являют собой образчики поверхностно-описательной и откровенно реакционной по своей сущности исторической живописи тех лет, усиленно пропагандируемой правительственными верхами.

После Великой Октябрьской революции Степан Разин занял свое законное место в русской истории. Уже в первые годы Советской власти образ легендарного бунтаря неоднократно отображался в искусстве и литературе. В это время сносились памятники царям, вельможам, генералам - революционные массы хотели увековечить в бронзе и граните своих героев. Но о дворянских революционерах, народовольцах и первых русских марксистах народ еще не знал или знал плохо. А вот имена Разина и Пугачева, воспетые в песнях, овеянные романтикой легенд, были известны всем. Учитывая народные пожелания, Советское правительство внесло Степана Разина в число лиц, которым намечалось соорудить памятники. Имя предводителя Крестьянской войны было поставлено рядом с именами выдающихся борцов за свободу и пламенных революционеров. В соответствии с планом монументальной пропаганды предполагалось открыть памятники С. Т. Разину в Москве, Петрограде, Нижнем Новгороде, Саратове.

За выполнение скульптурного изображения Разина для установки в Москве на Красной площади взялся Сергей Тимофеевич Коненков. Он создал необычную монументально-декоративную композицию «Степан Разин с ватагой», включавшую вырезанные из дерева статую вождя Крестьянской войны, головы пяти разинских сподвижников и полулежащую фигуру персидской княжны, отлитую из цемента. Работа заняла около двух лет и была завершена в 1919 г.

Нетрадиционный подход Коненкова к полученному заказу вполне в духе тех лет, когда мастера искусств решительно отказывались от привычных форм монументальной пропаганды - конных статуй, бюстов на пьедестале и т. п. По мысли художников революции, новое искусство - искусство победившего народа и должно «выйти» на улицы, органично слившись с городским пейзажем. Это было время, когда дома, фонарные столбы, афишные тумбы драпировали красочными панно революционной тематики, когда на перекрестках, площадях, в пространствах между зданиями устанавливались огромные щиты с живописными изображениями советской символики. [94]

Многофигурный памятник «Степан Разин с ватагой» в полной мере отразил новаторские поиски искусства той эпохи. Своим художественным решением он близок к древнерусской скульптуре, знаменитой деревянной игрушке, лубку. С народным декоративным искусством памятник роднит яркая и нарядная раскраска фрагментов из дерева, подставок под головы пятерых разинцев, использование цветного цемента для фигуры княжны. Простота материала (дерево, цемент) - тоже примета времени.

Конечно, даже в тогдашних тяжелых условиях разрухи для С. Т. Коненкова могли бы изыскать и гранит, и мрамор, и какой-либо еще благородный камень, но скульптором с самого начала завладела идея создать подлинно народный - без роскоши и помпезности - памятник Разину.

Но если в отборе материала скульптор проявил чувство меры и художественную щепетильность, то к общему содержанию памятника, его идейной нагрузке он подошел, еще не преодолев до конца сложившийся в литературе стереотип бунтаря. Коненковский Разин - еще не Степан, а Стенька. Это проявилось даже в названии: слово «ватага», синонимичное слову «шайка», наводит на мысль не об участниках классовых битв, а о злоумышленниках или удалых разбойниках.

Многофигурная композиция Коненкова, в разных ракурсах и сочетаниях представлявшая героев народной борьбы, пространственная неизолированность статуи Разина от других фигур скульптурной группы производили очень свежее впечатление, воплощая идею теснейшей, нерасторжимой связи руководителя восставших с широкими народными массами.

Сам факт открытия памятника героям Крестьянской войны стал заметным событием в культурной жизни страны, актом пропаганды. Степан Разин - один из первых героев классовой и революционной борьбы, увековеченных в советском монументальном искусстве, и эта первоочередность - дань уважения и благодарности народной власти предводителю Крестьянской войны, короткая и бурная жизнь которого была отдана борьбе за лучшую долю для всех угнетенных. В лице Разина победивший пролетариат воздвигал памятник всем тем, у кого принял эстафету борьбы за народное счастье, за социальную справедливость.

Открытие памятника Разину было приурочено к первомайскому празднику 1919 г. Скульптурную композицию [95] разместили на Лобном месте, с которого был оглашен 6 июня 1671 г. смертный приговор Степану Разину.

В день 1 мая около часа дня на Лобном месте начался митинг. Его открыл С. Т. Коненков. На митинге выступили виднейшие большевики, представители донского, терского и оренбургского казачества. Кульминацией митинга был момент, когда слово взял приглашенный на церемонию открытия памятника Владимир Ильич Ленин. Его речь была краткой и энергичной. «Это Лобное место, - сказал он, - напоминает нам, сколько столетий мучились и тяжко страдали трудящиеся массы под игом притеснителей, ибо никогда власть капитала не могла держаться иначе, как насилием и надругательством, которые даже и в прошедшие времена вызывали возмущения. Этот памятник представляет одного из представителей мятежного крестьянства. На этом месте сложил он голову в борьбе за свободу»[35].

Открытие памятника сопровождалось концертом: хор Пролеткульта исполнял народные песни о Разине, звучала посвященная предводителю Крестьянской войны поэма Василия Каменского.

Скульптурная группа «Степан Разин с ватагой» простояла на Красной площади до 25 мая 1919 г. Из-за недостаточных размеров она совершенно терялась на фоне кремлевских башен, Покровского собора, массивного здания Верхних торговых рядов (нынешнего ГУМа) и потому была перенесена для демонстрации в Первый пролетарский музей на Большой Дмитровке (теперь Пушкинская ул.). В настоящее время многофигурная композиция С. Т. Коненкова находится в экспозиции Русского музея в Ленинграде.

Летом 1920 г. на Красной площади был сооружен на этот раз агитационный памятник Разину, представлявший собой ажурный павильон, возвышавшийся на декорированном красной тканью Лобном месте. Помещенные внутри павильона расколотый топор, разорванные цепи и щит со словами: «Держитесь крепче за правду красную. Будет скоро желанный день. Будет день - ваш праздник. Верьте, как верю я» - символизировали связь времен, нетщетность усилий Разина и его соратников, поднявшихся на борьбу. Эта композиция стала аллегорическим памятником всем казненным во времена царизма.

Летом 1920 г. в Чебоксарах, на высоком волжском берегу, в честь С. Т. Разина был установлен Красный обелиск. Имя вождя Крестьянской войны было знаменем, [96] объединявшим не желавших мириться с крепостной долей людей разных национальностей. И обелиск в столице Советской Чувашии стал монументальным символом идеи боевого братства и сплоченности в борьбе русских, татар, чувашей, мордвы и других народов Поволжья. Изготовленный из дерева, этот памятник, к сожалению, не сохранился.

Творческий замысел высечь из огромного природного камня или из скалы гигантское изваяние Разина, воспеть в камне дружбу народов, участвовавших в классовых битвах прошлого, возник у мордовского скульптора Степана Эрьзи (Нефедова). Он даже подобрал несколько подходящих мест для этой работы: на Волге (знаменитый утес), на Урале и близ Баку, где высится гора, именуемая горой Разина. Академия художеств провела конкурс на лучший проект такого памятника. В нем приняли участие многие советские монументалисты. Наиболее впечатляющий вариант статуи-колосса Степана Разина разработали скульптор В. Лишев и архитектор В. Таленоровский: 60-метровая фигура предводителя крестьянской войны должна была выступать из скалы и просматриваться на много километров в округе. Этот масштабный проект из-за технических трудностей и недостатка отпущенных на него средств не получил осуществления, хотя в окрестностях Баку были начаты работы по сооружению гигантского памятника.

Изображениями С. Т. Разина была полна монументальная живопись первых лет революции. Разин шагал по улицам, плыл в стругах по площадям. Разинская тема - непременный элемент праздничного оформления городов. К первой годовщине Октября художник А. Дидерихс и архитектор А. Альванг придали нескольким пролетам приземистого Сампсоньевского моста в Петрограде вид разинских стругов, украсили их разноцветными парусами, пристроили нос и корму. Оформленный под флотилию старинных волжских судов мост представлял собой красочное зрелище.

С большой фантазией было выполнено декоративное оформление Театральной площади Петрограда. Кузьма Сергеевич Петров-Водкин написал четыре огромные (размером 8,5 X 15 м) картины на былинно-исторические сюжеты. Одна из них была посвящена Разину. Она выдержана в романтико-патетическом духе и полна глубокого драматизма. Художник изобразил Разина и его товарищей за мирной трапезой на палубе струга. Сам повстанческий атаман выглядит весьма нетипично: безусый [97] и безбородый, подчеркнуто молодой, в простой подпоясанной русской рубахе. И все же от этого человека исходит какая-то внутренняя сила, энергия. Он максимально собран, сосредоточен; на него устремлены взгляды всех находящихся в лодке казаков, словно они ждут какого-то важного атаманова решения. Нигде не видно ни оружия, ни доспехов; напротив, кругом вполне мирные атрибуты, позы людей расслабленны; но сразу ясно, что это не беззаботная беседа, а короткая передышка во время боевого похода. В картине переданы напряжение, тревога, ожидание. Художник как бы напоминает о бдительности, о новых испытаниях, которые предстоят революционному народу.

В Москве к тому же празднику подготовил красочное панно «Степан Разин» мастер декоративно-обобщенных по цвету жанровых композиций Павел Варфоломеевич Кузнецов. Он изобразил разинцев в момент речного боя с царскими стрельцами. Два струга вступили в схватку на середине реки, словно два всадника на вздыбленных конях в момент богатырского поединка. Яркость красок, выразительность линий, экспрессия, с которой были переданы стремительный ход судов, движения людей, плеск волн, сообщали произведению Кузнецова броскость, динамику, плакатность. Здание Малого театра, на фасаде которого в виде козырька было прикреплено панно, преобразилось, приобрело празднично-революционную торжественность. П. В. Кузнецов, много работавший как театральный художник, был и автором оформления спектакля по пьесе В. Каменского о Степане Разине.

Мотивы борьбы восставшего крестьянства были использованы и в росписи агитпоезда «Красный казак», курсировавшего по Советской России. В станковой живописи той поры устойчиво преобладал былинно-романтический образ повстанческого предводителя. В этом отношении характерен кустодиевский «Степан Разин» (1918 г.). В картине воспета красота и удаль казачьей вольницы, восславлен могучий дух легендарного народного героя. В те годы пользовались огромной популярностью уличные театрализованные представления, сцены массового действа, и их неизменным героем был Степан Тимофеевич Разин. Так, в 1920 г. на главной площади Алатыря (города, находившегося во время Крестьянской войны в руках разинцев) была инсценирована казнь повстанческого предводителя, завершившаяся триумфом народного любимца над своими палачами. [98] Эти зрелищные, вынесенные на улицу спектакли с декламацией стихов, пением народных и революционных песен отражали пафос тех великих дней, приподнятое настроение вдохновленных революцией масс.

В музыке стихию народного бунтарства, порыва к воле с могучей силой передал Александр Константинович Глазунов. Задолго до Октябрьской революции он написал симфоническую поэму «Стенька Разин», характерную своей народно-патриотической направленностью, истинно русской песенностью. В годы Советской власти героическая музыка Глазунова обрела особое звучание. Весь склад его музыкальных сочинений, проникнутых мужественным оптимизмом, вобравших в себя национальный колорит, мотивы русского богатырского эпоса, картины родной природы, как нельзя более соответствовал величию эпохи, времени грандиозных социальных перемен.

На музыку поэмы А. К. Глазунова «Стенька Разин» был поставлен одноименный балет. Декорации к нему выполнил художник Петр Петрович Кончаловский. Все балетные спектакли проходили с неизменным успехом. Детом 1918 г. композитор отправился с концертной поездкой по Поволжью. В его гастрольный репертуар была включена и симфоническая поэма «Стенька Разин». Ее исполнение, особенно той части, в основу которой была положена народная песня «Эй, ухнем!..», встречало теплый прием в старинных волжских городах, где некогда правила разинская вольница[36].

С. Т. Разин - постоянный герой советской литературы. Одно из популярнейших произведений послереволюционных лет - поэма Василия Каменского «Сердце народное - Стенька Разин». По ней в авторской инсценировке ставились спектакли на сцене столичных и периферийных театров. Отрывки из нее читались во время концертов, уличных шествий и декламаций под открытым небом:

Он стоит - ко столбу
На железо прикован.
Кровь прилипла ко лбу.
Бровь согнулась подковой.
Человека нет выше,
И высок его взор иной.
Грудь открытая дышит
Под рубахой разорванной.
И не слышны слова его
В гуще рева страшенного:
Глушит звон с колокольни
Василья Блаженного. [99]

Строки из поэмы выносились на плакаты и транспаранты во время празднеств и народных гуляний:

Надо гуще дружбы-братства
На едину сторону,
Всю казну и все богатства
Мы поделим поровну.
Станем помнить Солнце-Стеньку,
Мы от кости Стеньки кость.
И пока горяч - кистень куй,
Чтоб звенела молодость.

Прежде чем стать литератором, В. Каменский был актером и несколько лет провел на театральных подмостках. Пристрастие к сцене он сохранил на всю жизнь и, будучи уже маститым поэтом и драматургом, охотно брался за различные роли, не говоря об исполнении собственных произведений. Своего «Разина» он с артистизмом читал в цирке, разъезжая по манежу верхом на белом коне. При всей своей экстравагантности он был искренний и одаренный поэт. Разин был его любимым героем, и Каменский не просто читал свою поэму, но и играл ее, изображал вождя крестьянской вольницы.

В 1922 г. в издательстве «Берендей» вышла поэма Владимира Алексеевича Гиляровского «Стенька Разин». Он написал ее давно, но опубликовать смог только в советское время, поскольку она обличала самодержавие, произвол, призывала к открытой борьбе с народными притеснителями. «Поэма эта, - писал Гиляровский, - как запрещенная, всегда имела у молодежи успех, а у донцов - особенный»[37].

Неизменный и живейший интерес Степан Разин вызывал у родоначальника социалистического реализма М. Горького. Образ Разина привлекал внимание Горького с юношеских лет. А. С. Деренков, хорошо знавший А. Пешкова в те годы, вспоминал, что тот, посещая кружок по самообразованию, «любил слушать рассказы по истории народных движений, о вдохновителях этих движений...». «В русской истории, - писал А. С. Деренков, - его особенно привлекали Емельян Пугачев, Степан Разин. История последнего настолько интересовала его, что он, работая в булочной у Семенова, читал рабочим о жизни и жестокой казни Степана Разина».

Образ «князя волжской вольницы», «вольного сокола» проходит в художественных произведениях М. Горького. Так, в рассказе «Коновалов» (1896 г.) на героя этого рассказа пекаря Коновалова огромное впечатление [100] производят главы из вслух читаемой ему книги Н. И. Костомарова «Бунт Стеньки Разина».

В 1910 г. Горький интересовался специальными исследованиями, посвященными Крестьянской войне 1667-1671 гг. О том, насколько Горький был увлечен разинской темой, свидетельствовал его казанский друг Д. Н. Семеновский: как-то, «говоря о своих неосуществленных замыслах, Горький вспомнил:

- Собрал всю литературу о Степане Разине, хотел писать роман»[38]. В архиве писателя сохранились отдельные наброски будущего произведения - заготовки диалогов, реплик.

В 1921 г. М. Горький написал киносценарий «Степан Разин. Народный бунт в Московском государстве...». Однако фильм по нему не был поставлен, а текст его впервые опубликован в 1941 г., уже после смерти писателя[39].

В развитии разинской темы неоценимо значение публицистики М. Горького, которой положено начало глубокому пересмотру дворянско-буржуазной беллетристики в понимании и изображении разинского восстания. В статьях «Народ должен знать свою историю», «Заметки о мещанстве», в предисловии к «Книге для чтения по истории литературы для красноармейцев» и других работах великого пролетарского писателя Степан Разин предстает как вершитель народного гнева и мести, как выразитель народной воли в момент необычайного обострения социальных противоречий эпохи[40]. Заложенные М. Горьким принципиально новые методологические принципы исторического письма о Разине позволили тем авторам, которые в дальнейшем обращались к образу великого бунтаря, избежать в трактовке своего героя и связанных с ним событий ошибочного подхода, свойственного, например, романам Ал. Алтаева (Ямщиковой) «Взбаламученная вольница» и «Стенькина вольница» (1925 г.). В этих романах Разин и его соратники изображены «лихими разбойниками» и весьма напоминают персонажей упоминавшихся сочинений Д. Л. Мордовцева.

Уже в пьесе Ю. Юрьева «Сплошной зык» (1919 г.), не чуждой, правда, модернизации в изображении С. Т. Разина, рельефно проступает классовая природа восстания, показана борьба двух антагонистических сил - боярства и крестьянства.

Подлинным триумфом разинской темы в советской исторической прозе стала публикация в 1924-1927 гг. [101] на страницах журналов «Былое» и «Красная новь» романа Алексея Павловича Чапыгина «Разин Степан». Вскоре после выхода в свет последних глав романа критика подчеркивала: социальные отношения далекой эпохи «изображены так, как их еще не изображали предшественники Чапыгина». Новаторство Чапыгина-романиста, решительно покончившего с сусальным, декоративно-бутафорским изображением исторического прошлого, было тотчас отмечено М. Горьким. В письме автору от 17 июня 1926 г. он пишет: «Сейчас, в очередной книжке «Красной нови», прочитал «Разина» - какое наслаждение читать столь изумительно сделанную вещь... Замечательно Вы пишете эту книгу. И будет она первым образцовым, воистину историческим романом. Такого - не было!» В своей известной статье «О литературе» Горький причисляет роман Чапыгина к лучшим книгам советских исторических романистов: «Незаметно, между прочим, у нас создан подлинный и высокохудожественный исторический роман. В прошлом, в старой литературе, - слащавые, лубочные сочинения... В настоящем - превосходный роман А. Н. Толстого «Петр I», шелками вытканный «Разин Степан» Чапыгина... два отличных мастерских романа Юрия Тынянова- «Кюхля» и «Смерть Вазир-Мухтара»... Все это поучительные, искусно написанные картины прошлого и решительная переоценка его»[41].

Эпопею о Разине создал крупный мастер исторического жанра Степан Павлович Злобин. Его «Степан Разин», опубликованный в 1951 г., привлек внимание читателей картинами широкого народного движения, ярким воспроизведением быта, колорита эпохи, умелым сочетанием творческой обработки документальных материалов с реалистическим художественным вымыслом. Созданные А. П. Чапыгиным и С. П. Злобиным образы вождя Крестьянской войны правдивы, выразительны, глубоко народны и историчны.

В годы Советской власти память о Степане Тимофеевиче Разине была увековечена в названии улиц крупнейших городов нашей страны. Улицы, носящие его имя, есть в Москве, Ленинграде, Горьком, Ульяновске, Саратове...

В самом центре нашей столицы, между Красной площадью и площадью Ногина, есть старинная улица, известная еще в конце XIV в. До XVI в. она называлась Всехсвятской, а с XVI в. до 1933 г. - Варваркой, по находившимся там церквам. В 1933 г. в память о предводителе [102] Крестьянской войны 1667-1671 гг. она переименована в улицу Разина. Эту улицу в заповедной зоне Москвы можно пройти всего за несколько минут, но москвич ли, приезжий невольно замедляют здесь шаг, потому что по ней идешь, словно по страницам родной истории, и обязательно вспомнишь того, чье имя она носит, - Степана Тимофеевича Разина.

В Ленинграде улица Степана Разина расположена в Ленинском районе, она протянулась от Фонтанки до набережной Обводного канала. В первой половине XIX в. вместе с нынешней Лифляндской улицей и проспектом Римского-Корсакова она составляла Екатерингофский проспект, по которому шел путь к загородному дворцу. В середине XIX в. отрезок этой магистрали между Фонтанкой и Обводным каналом был назван Эстляндской улицей (по бывшей Эстляндской губернии), а в 1923г. - переименован в улицу Стеньки Разина ( с 1939 г. - Степана Разина) в память о любимом народном герое.

В Горьком имя Разина носят бывшие 2-я и 3-я линии, а неподалеку от них проходит улица Пугачева (в прошлом - 1-я линия).

Выходящая к Волге улица Степана Разина в Ульяновске напоминает об одном из главных сражений Крестьянской войны - битве за Симбирск, важнейший в XVII в. стратегический центр Среднего Поволжья. Имя Разина вписала в топонимию города как бы сама история.

Память об одном из первых борцов за свободу народа живет в названии улиц многих городов нашего Отечества.
Есть в дельте Волги и село Разино. Специалисты-краеведы обоснованно усматривают в его названии топонимическое эхо разннского восстания[42]. «Астраханские епархиальные ведомости» за 1909 г. давали такую справку об этом населенном пункте: «Поселок Разин, имеющий 713 жителей, приютился у подножия бугра, служившего становищем печальной памяти разбойника Стеньки Разина и его шайки». Поселок обозначен на многих картах Нижнего Поволжья, составленных во второй половине XIX в., но ни в одном старинном или современном путеводителе нет никаких сведений о том, когда возникло это село. Особенно интересно, что оно, очевидно, изначально носило имя преданного церковью анафеме Степана Разина и, как ни усердствовали власти, требуя заменить одиозное в их глазах название, местные жители все же сумели сохранить прежнее, дорогое [103] их сердцу. В 1905 г., когда в разгаре была первая российская революция, губернская администрация в очередной раз поставила вопрос о переименовании села. По этому поводу собрался специальный сход, который, несмотря на нажим из Астрахани, постановил: названия села не менять. И власти отступились.

Есть в нашей стране заповедный уголок Разина. Это родина славного атамана - бывший город Черкасск, ныне станица Старочеркасская на Дону. Известный советский драматург лауреат Ленинской премии Н. Ф. Погодин, побывавший здесь летом 1925 г., назвал это место «станом Степана Разина». «...В песнях, в сказках, во всем, что овевает древнюю Старочеркасскую, во всем он один - Степан Тимофеевич Разин», - писал Погодин[43].

Черкасск, древняя столица Войска Донского, город Разина, навсегда связал свое имя с именем легендарного бунтаря.

В 1921 г. стараниями станичных учителей матери и дочери А. М. и Е. М. Гриневых в Старочеркасской был открыт музей имени Степана Разина. Много сил и много лет понадобилось двум этим влюбленным в свой край и его историю женщинам, чтобы организовать музей. Открытие его было событием, народным праздником на Дону. Однако не менее трудно, чем создать музей, подобрать для него экспонаты, найти подходящее помещение, оказалось отстоять право его на существование. Кто-то в волостном исполкоме усомнился в необходимости такого музея; на место приехала комиссия, осмотрела экспозицию, после чего чьей-то не дрогнувшей рукой была вынесена такая резолюция-приговор: «Кто задумал воскресить бесславное былое казачество с его атаманами, портреты которых никакой ценности и редкости не представляют?.. Считаю существование Старочеркасского музея совершенно ненужным и нецелесообразным...»

Но ревнители памяти Разина, сотни краеведов-энтузиастов, трудящиеся Дона, все, кому была небезразлична судьба старочеркасской сокровищницы истории классовой борьбы, деятельно оспаривали произвольное решение малокомпетентной комиссии. У Разина нашлась масса защитников, и они добились, что постановлением Главного управления музеями при Наркомпросе РСФСР от 1 июля 1926 г. станичный музей был восстановлен. Он и поныне функционирует как музей-заповедник истории донского казачества. [104]

Поход Разина в бессмертие продолжается и сегодня. Вот как выразила эту мысль в стихотворной форме на*, ша современница поэтесса Лилия Насибулина:

Старочеркасск

Туда, где сохранилась сказка
Во всех ее былых чертах,
Где над челом Старочеркасска
Литые струги на крестах.

Глазам поверь: плетень, криница,
Подворья, пушки и майдан -
Донская старая столица,
Прославленный казачий стан.

Все те ж наличники резные
Хранит булавинский курень.
И петушок над ним впервые
Очередной встречает день.

И все вокруг старо, да ново.
Стою, смотрю по сторонам:
Вдруг из собора войскового
Сам Стенька Разин выйдет к нам!

Отправляясь путешествовать по Волге и поднимаясь на теплоходе от Астрахани до Ульяновска, мы плывем тем самым путем, которым шел легендарный атаман. В современной Астрахани от дней Разина уцелело не так уж много. Город вырос более чем в три раза, старые башни и стены Белого города давно снесены, исчезли торговые ряды, гостиные дворы, тогдашние административные здания и учреждения, но расположение улиц, общая планировка этой древнейшей части Астрахани - все те же. Сохранился величественный белокаменный кремль. Это мощное военно-оборонительное сооружение, которое соперничало с Московским Кремлем и смоленскими укреплениями,- свидетель самых ярких и блестящих побед Степана Разина и его сподвижников, безмолвный очевидец триумфа и падения славной вольницы. Нижнее Поволжье - один из важных районов действия Крестьянской войны. Экскурсовод показывает пассажирам живописные волжские берега, старинные города Черный и Красный Яры (в XVII в. - деревянно-земляные крепости), мимо которых более 300 лет назад шли разинские струги.

Много памятных мест, связанных с именем Разина, от Волгограда до Камышина и от Камышина до Саратова. Это так называемые Разинские горы выше Дубовки [105] и гора Дурман, где, по преданию, были сторожевые посты повстанцев; это цепочка сел Галка, Щербаковка, Даниловка, мимо которых водная гладь ведет к одному из нескольких известных на Волге утесов Разина. Глядя на окрестные берега, живо представляешь себе, как некогда плыла вдоль их причудливой линии разинская флотилия, перелистывая лазоревые плесы и бурливые перекаты, огибая небольшие заливчики. И так же сверкало золото песчаных кос, так же веяло прохладой от пойменных трав... Явь в этом месте так тесно переплетается с поэтическим ладом, что, глядя на волжскую ширь, на ее сливающийся с линией горизонта окоем, невольно оказываешься вовлеченным в стихию чистой поэзии и истории.

По всей вероятности, такое чувство испытал и побывавший здесь много лет назад В. И. Немирович-Данченко. «И куда ни взглянешь, - писал он под впечатлением увиденного, - все кругом Стеньку Разина поминает. И сумрачные горы правого берега, и беспредельные степи левого - полны им...»[44]

Пожалуй, ни одно имя человека из столь далекой эпохи не овеяно такой народной любовью, не воспето в таких прекрасных песнях, не окружено такой многовековой славой, как имя Степана Разина. Дань своего уважения и преклонения перед этим замечательным борцом за волю и правду народную мы приносим ему и теперь.

Известный скульптор Е. В. Вучетич создал фигуру Степана Разина, сидящего в раздумье. Сейчас эта скульптура находится в экспозиции музея-заповедника истории донского казачества в г. Новочеркасске. Композитор Д. Шостакович написал кантату «Казнь Степана Разина» на слова поэта Е. Евтушенко.

Трудно перечислить все, что есть на сегодняшний день о Разине в нашей многонациональной культуре. У произведений на разинскую тему могут оказаться самые неожиданные адреса. В Центральном государственном архиве литературы и искусства хранится партитура оперы «Степан Разин», автор которой уроженец Дона С. А. Траилин творил вдали от родины, вдали от Донского края. Большую часть жизни он прожил в Праге, где незадолго перед второй мировой войной написал по собственному либретто оперу, посвященную С. Т. Разину. Это сочинение получило признание и высокую оценку музыкальной критики.

Каждая эпоха, даже каждое новое поколение дает [106] в литературе и искусстве своего Разина. Разинская тема поистине неисчерпаема и неувядаема. Сегодняшний Разин - это, вне всякого сомнения, Разин Василия Макаровича Шукшина, с могучей художественной силой воплощенный им на страницах романа «Я пришел дать вам волю». Давно ли в журнале «Сибирские огни» был опубликован этот роман, а кажется, что он с нами с невесть каких пор, и трудно представить, что всего полтора десятка лет назад его еще не было. Выпущенное отдельной книгой в издательстве «Советский писатель» в 1974 г., произведение Шукшина за последние десять лет выдержало множество изданий, но читательский спрос на него не убывает. И это неудивительно: по сравнению со своими предшественниками писатель поднимается на качественно новый уровень обобщения отстоящей от нас на три столетия эпохи, соответственно этому он переосмысливает и образ своего героя.

Шукшин далек от того, чтобы с высот современного научного знания о Разине «сочинять» ему политическую программу, которая в эпоху Крестьянской войны была чрезвычайно проста: казацкий уклад жизни на Руси. Но для Шукшина важна идея о том, что, хотя Разин и казак, его выстрадало и выпестовало крестьянство. К этой мысли Василий Макарович возвращается вновь и вновь: «Он казак, это немножко обособленное сословие русского народа, но для меня он прежде всего крестьянский заступник, для меня, так сказать, позднейшего крестьянина, через триста лет». И в другом месте: «Я думаю, что... Степан Разин-это тоже крестьянство... Почему эта фигура казачьего атамана выросла в большую историческую фигуру? Потому что он своей силой и своей неуемностью, своей жалостью даже воткнулся в крестьянскую боль»[45].

Шукшин крайне дорожил тем, что герой его книги не имел ничего общего с тем расхожим образом Разина, который слишком уж легко и привычно шагал по страницам книг: удалец, душа вольницы, заступник и предводитель голытьбы, гроза бояр, воевод и дворян. Писателю претит хрестоматийная слащавость. «Написано о Разине много. Однако все, что мне удалось читать о нем в художественной литературе, по-моему, слабо», - сетовал Шукшин. В своем романе от стремился показать Разина таким, каким вошел он в народную память. «Память народа, - любил повторять Шукшин, - разборчива и безошибочна». В народной памяти Разин - заступник обиженных и обездоленных, фигура яростная [107] и прекрасная. Таким он предстает и со страниц романа «Я пришел дать вам волю». Вот как видит своего героя сам автор: «Натура он сложная, во многом противоречивая, необузданная, размашистая. Другого быть не могло. И вместе с тем - человек осторожный, хитрый, умный, дипломат, крайне любознательный и предприимчивый...»[46]

Отстаивая историческую достоверность своего художественного видения Разина, Шукшин неоднократно подчеркивал, что повстанческий предводитель - отнюдь не агнец, рука его держала оружие и несла смерть. В каждом своем поступке Разин проживал все чувства целиком, до конца. В ненависти к насильникам впадал даже в исступление. Ненавидеть атаман был способен «до судорог». И так велик был запас его ненависти к врагам, что его хватило с великим мужеством встретить смерть.

Для Шукшина Разин - герой, чья личная судьба не принадлежит ни ему, ни историкам, ни художникам. Она - достояние народа. «Сколь способен любить Разин - столь сильна любовь народа, породившего его; сколь ненавистны Разину страх и рабство - столь же изначально прокляты они и народом».

Что же сделало Разина народным героем? Ответ писателя однозначен: «Редкая, изумительная, почти невероятная способность к полному самоотречению. Таких героев в истории человечества немного. Способный к самоотречению, он идет на смерть без страха и - живет в благодарной памяти людской, в песне, в легенде».

И еще одна неожиданная мысль Шукшина о Разине: «Если в понятие интеллигентности входит болезненная совестливость и способность страдать чужим страданием, он был глубоко интеллигентным человеком»[47].

«Сердце мясом приросло к жизни», - говорил о себе В. М. Шукшин. Такая же кровная, корневая связь была у него и с прошлым, с родной историей. Известно, что роман «Я пришел дать вам волю» вырос из сценария. «Кинокартина «Степан Разин», - признавался Шукшин, - это моя самая большая мечта. Я уже давно обдумал ее до мельчайших подробностей». В январе 1967 г. В. М. Шукшин в беседе с корреспондентом газеты «Молодежь Алтая» сказал: «Меня давно привлекал образ русского национального героя Степана Разина, овеянный народными легендами и преданиями». В автобиографии В. М. Шукшина той поры есть такие строки: «Сейчас работаю над образом Степана Разина. [108] Это будет фильм. Если будет. Трудно и страшно... Гениальное произведение о Стеньке Разине создал господин Народ - песни, предания, легенды. С таким автором не поспоришь. Но не делать тоже не могу. Буду делать».

Творческим планам Василия Макаровича Шукшина не суждено было сбыться. Помешала смерть. Но остался роман, остались варианты киносценария, рабочие записи с яркими, оригинальными суждениями о Степане Разине и его эпохе.

Шукшинский Разин живет и на театральной сцене. Народный артист СССР Михаил Ульянов поставил в Театре имени Вахтангова спектакль «Степан Разии» по Шукшину и сам сыграл заглавную роль. Музыку к спектаклю написал композитор Валерий Гаврилин - автор прекрасной современной русской симфонии «Перезвоны», где так же объемно звучит разинская тема. Недаром в подзаголовке своего сочинения композитор поставил: «По прочтении Шукшина». За хоровую симфонию-действо «Перезвоны» народный артист РСФСР, композитор В. А. Гаврилин удостоен Государственной премии СССР. В Новосибирском театре оперы и балета состоялась премьера балета «Степан Разин» по либретто B. С. Бударина. Вдохновенную музыку к этой постановке написал московский композитор Николай Николаевич Сидельников (1977 г.). В 1988 г. по мотивам романа В. М. Шукшина Омский музыкальный театр поставил музыкальную драму, созданную композитором Е. Птичкиным и драматургом К. Рыжковым.

Разинская тема бесконечна. Она вдохновляет все новых и новых поэтов, писателей. Пример тому - публикация в 1982 г. на страницах журнала «Дон» посвященной великому бунтарю поэмы «Море Хвалынское» Л. Лавлинского[48].

Часто переиздается получившая широкое признание художественная литература о Разине. В 1980 г. издательство «Современник» выпустило отдельной книгой поэму В. В. Каменского с иллюстрациями художника
C. Алимова, а в 1985 г. в издательстве «Правда» вышел роман А. П. Чапыгина, красочно иллюстрированный А. Николаевым. Над оформлением книг о Разине работали многие прославленные художники. Одно из первых изданий злобинского Разина (1958 г.) иллюстрировал П. Соколов-Скаля, а издание романа Чапыгина, подготовленное в 1950 г. Гослитиздатом, - А. Самохвалов. На Дону живет художник-«разинист» Борис Снорыхин, чье [109] творчество всецело отдано Разину. Он автор ряда картин, посвященных великому земляку.
Без Разина трудно представить себе и песенную историю России. Во все русские песенники непременно входит что-нибудь из разинского цикла. Куйбышевское книжное издательство выпустило даже подарочный сборник народных песен о Степане Разине[49].

А вот фильма о Разине нет, если не считать старую, 1939 г., ленту. Хочется надеяться, что такой фильм будет создан.

Думается, настало время вернуться к идее сооружения монумента борцу за свободу хотя бы в одном из мест, имеющих историческую связь с именем вождя крупнейшего народного восстания. Разинская тема обращена в прошлое, но в настоящее и будущее тоже. Нам дорого все, что связано с именем Разина, не только потому, что он - наш национальный герой, но и потому, что, сохраняя память о нем, мы бережем то, что не должны утрачивать сегодня: слово отцов, песню матерей, неповторимую нашу историю. [110]

---

[1] Сб. док. Т. II. Ч. II. № 77. С. 100; Т. III. № 21. С. 27.

[2] Там же. Т. III. № 54. С. 61.

[3] Там же. № 52. С. 59.

[4] Там же. № 40. С. 48; № 52. С. 59; № 99. С. 107; № 10З. С. 112; № 124. С. 135.

[5] Там же. № 71. С. 76; № 73. С. 77.

[6] В большинстве источников указывается, что братья Разины были доставлены в Москву 2 июня, но в одном из документов названа другая дата - 1 июня (см.: Сб. док. Т. IV. № 66. С. 61; № 67. С. 62).

[7] Записки иностранцев... С. 114.

[8] Хебдон Т. Письмо Ричарду Даниелю // Там же. С. 130.

[9] См.: Рейтенфельс Я. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии. М., 1905. С. 119; Койэт Б. Указ. соч. С. 446-457.

[10] Сб. док. Т. IV. № 67. С. 62.

[11] Цит. по: Записки иностранцев... С. 114.

[12] Сб. док. Т. III. № 288. С. 356.

[13] Рейтенфельс Я. Указ. соч. С. 119.

[14] Записки иностранцев... С. 114.

[15] Там же. С. 113.

[16] См. там же. С. 110.

[17] См.: Попов М. Я. О месте казни и погребения С. Т. Разина // Вопросы истории. 1961. № 8. С. 212.

[18] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 326.

[19] Старочеркасский музей-заповедник / Сост. М. П. Астапенко, Ростов-на-Дону. 1987.

[20] Сб. док. Т. IV. № 191. С. 210.

[21] Там же. Т. III. № 175. С. 193-197.

[22] Там же. Т. IV. № 195. С. 213.

[23] Там же. Т. III. № 299. С. 376-377.

[24] Там же. № 321. С. 395; Т. IV. № 199. С. 216.

[25] Там же. Т. III. № 314. С. 389.

[26] Там же. № 202. С. 218-220.

[27] Там же. Т. IV. № 202. Примеч. С. 239.

[28] Горький М. Собр. соч.: В 30 т. Т. 26. С. 421.

[29] Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. XIII. М.; Л., 1937. С. 333, 335-336.

[30] Там же. Т. IX. Кн. 1. М.; Л., 1937. С. 51, 112. Примеч. 7.

[31] См.: Овчинников Р. В. Пугачевец Степан Разин // Вопросы истории. 1980. № 9. С. 182.

[32] Горький М. Собр. соч. Т. 24. С. 91.

[33] См.: Агитационная литература русских революционных народников: Потаенные произведения 1873-1875 гг. Л., 1970. С. 489.

[34] См.: Марков А. По следам Разина // Волга. 1978. № 6. С. 159.

[35] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 326.

[36] Подробнее об этом см.: Немиро О. Образ Степана Разина в изобразительном искусстве революционных лет // Искусство. 1971. № 7. С. 31-35; Стригалев А. Степан Разин в искусстве революции // Художник. 1971. № 11. С. 25-29.

[37] Гиляровский В. Избранное. Т. 2. М., 1961. С. 49.

[38] Семеновский Д. Н. Письма и встречи // М. Горький в воспоминаниях современников. М., 1955. С. 322.

[39] См.: Горький М. Собр. соч. Т. 18. С. 239-281.

[40] См. там же. Т. 23. С. 348; Т. 25. С. 273; Т. 27. С. 491.

[41] Там же. Т. 29. С. 469-470; Т. 25. С. 254.

[42] См.: Никитин В. П. Астрахань и ее окрестности. М., 1982. С. 135.

[43] Погодин Н. Казаки. М., 1926. С. 8.

[44] Немирович-Данченко В. И. Великая река (Картины из жизни и природы на Волге). СПб., 1902. С. 121.

[45] Шукшин В. Вопросы самому себе. М., 1981. С. 202-203.

[46] Там же. С. 104-105.

[47] Там же. С. 175, 251.

[48] Лавлинский Л. Море Хвалынское // Дон. 1982. № С. 98-109.

[49] См.: Степан Разин. Народные песни / Ред.-сост. Н. В. Сорокин. Куйбышев, 1979.

---

<< Назад | Содержание | Вперед >>