Настоящая запись беседы приложена к письму посланника ЧСР в Великобритании Я. Масарика министру иностранных дел ЧСР К. Крофте от 14 марта 1938 г.

---

Беседу начал я: «В связи с событиями последних дней и Вашим ноябрьским визитом к Гитлеру[1], а также в связи с нынешними переговорами с Риббентропом скажите мне, пожалуйста, если можно, что Вы говорили о ЧСР. Мое правительство обеспокоено развитием событий».

Галифакс: «Когда я беседовал с Гитлером, не было и речи о нападении на Австрию. С Риббентропом я имел уже три встречи. Я разговаривал с ним чрезвычайно резко, я еще никогда так не говорил, однако боюсь, что это не имело соответствующего результата. Риббентроп утверждал, что происшедшее в Австрии было исторической необходимостью, это случилось бы, даже если бы не существовало Гитлера, и он очень удивлен, что такие трезво мыслящие люди, как англичане, не видят реальности германских действий. Он твердо надеется, что это не повлияет на дружественные англо-германские отношения. Я заявил, что это окажет очень глубокое воздействие и чрезвычайно затруднит переговоры и что для английского понимания крайне неприятен и неприемлем главным образом способ, посредством которого все было осуществлено. Есть у нас какие-либо гарантии, спросил я, что то же самое вы не осуществите завтра в Чехословакии, Дании или Литве?

Риббентроп ответил очень уклончиво, подчеркнув, что Австрию ни в каком отношении нельзя сравнивать с ЧСР, Данией, Литвой и т. д. Я, как и премьер-министр, [46] заявил, что мы избавились от иллюзий, разочарованы и обмануты. Кроме объявления войны - а на это, как Вы знаете, я не имел ни права, ни желания, ни возможности, - я сделал все, что возможно в человеческих силах, чтобы убедить Риббентропа, но результатами своих уговоров я не удовлетворен, Риббентроп заверял меня лишь в том, что Берлин не имеет агрессивных намерений в отношении ЧСР, и это заверение он повторил несколько раз».

Масарик: «Я абсолютно не верю заверениям Берлина. Он будет соблюдать их до тех пор, пока ему это выгодно, и ни минутой дольше».

Галифакс: «К сожалению, я согласен с Вами. Однако у меня есть основания полагать, что в обозримом будущем Берлину невыгодно нападать на вас. Заверяю Вас, что наши симпатии на вашей стороне, но сегодня я не могу дать Вам никаких твердых обещаний».

Масарик: «Я о них не просил, зная, что Вы их дать мне не можете, но настало время, когда вы должны каким-нибудь жестом показать, что вы на нашей стороне и признаете, что в течение 20 лет мы полностью соблюдаем все свои финансовые, политические и моральные обязательства. У меня, как и у всего нашего народа, сложилось впечатление, что вы всегда поддерживали Генлейна, был ли он прав или не прав, и мы это тяжело переживаем. Сегодня вы, может быть, поймете, что уступки Генлейну не изменят политики Берлина, которая направлена на достижение того же, что и накануне 1914 г.: Берлин-Багдад через Вену - Прагу - Бухарест и т, д. Если он захватит ЧСР, вы окажетесь в очень трудном положении, а многие государственные деятели у вас еще не сознают этого».

Галифакс: «За последние дни я очень многому научился, но не хочу полностью отказаться от всякой надежды на то, что когда-нибудь у нас с Германией все же состоится разговор».

Масарик: «Когда она овладеет Европой, тогда - да, а до этого с ней можно говорить лишь военным языком».

Галифакс: «Вы полагаете?»

Масарик: «Я уверен».

Галифакс: «Я новичок на своем посту, раньше на это смотрел лишь издали и еще тогда, когда ехал в Берхтесгаден, не понимал сложности положения, как понимаю его сегодня. Как мне стало известно, Геринг заверил Мастного, [47] в том, что Германия ничего не имеет и не планирует против ЧСР. Какое значение Вы придаете этому заявлению?»

Масарик: «В настоящий момент это правда. Даже boa constrictor[2], когда он наестся, необходимо несколько недель для того, чтобы переварить съеденное, а вчерашний день можно назвать лукулловым пиром».

Галифакс: «К сожалению, Вы, по-видимому, правы. Вы говорили, что нуждаетесь в каком-либо жесте или моральной поддержке. Я с большим удовольствием помог бы вам, но только не знаю, как».

(В этот момент я подумал, что можно было бы каким-нибудь образом соединить заявление Геринга и заверения Эйзенлора.)

Масарик: «Делаю Вам конкретное предложение. Завтра я официально извещу Вас о заверениях Геринга и Эйзенлора, и одновременно наш посланник в Париже предпримет то же в отношении французского правительства. Вы мне официально сообщите, что выражаете удовлетворение по поводу этих заверений и вместе с, французами осуществите в Берлине торжественный демарш Гитлеру или Герингу в том смысле, что вы принимаете к сведению заявления, сделанные немцами в наш адрес, принимаете их в качестве обязательств и что нарушение их в любом направлении имело бы громадные последствия».

Галифакс: «Считаю Вашу идею превосходной, и лично я уже сейчас с Вами согласен. Конечно, мне еще необходимо переговорить с Чемберленом, но я жду от Вас официального сообщения о заверениях Геринга.

И еще один вопрос. Я с большим интересом прочитал интервью Бенеша[3] и заявление Годжи[4]. Если бы немцы спровоцировали у вас беспорядки и затем направили к вам одну дивизию «для наведения порядка», если бы у них был примерно такой план, что бы вы делали?»

Масарик: «Стреляли бы».