В последнее время здесь размышляют о том, может ли играть какую-либо роль (и какую именно) в предстоящем развитии германо-чехословацких отношений арбитражный договор, заключенный обеими странами в Локарно. Особый повод к таким размышлениям дали Ваши беседы с г-ми Бенешем и Крофтой, о которых Вы сообщали 21 декабря прошлого года. Я хотел бы заметить по этому поводу следующее:

Когда мы при реоккупации Рейнской области в марте 1936 года отказались от Рейнского пакта, подписанного в Локарно, возник вопрос, какое значение мы хотим придать этому акту по отношению к остальным частям Локарнского договора[1], связанным с Рейнским пактом, а именно к арбитражным договорам с Францией, Бельгией, Польшей и Чехословакией. Тогда в узком кругу было принято решение, что германо-французский и германо-бельгийский арбитражные договоры следует рассматривать как утратившие силу одновременно с Рейнским пактом, потому что оба эти арбитражные договоры так тесно связаны с Рейнским пактом, что всякое иное отношение к ним было бы внутренне противоречивым. В отношении же арбитражных договоров с Польшей и Чехословакией, которые не находятся в такой тесной связи с Рейнским пактом, было, напротив, в то время решено рассматривать их как не затрагиваемые акцией на Рейне, т. е. как остающиеся в силе. Основанием для такого решения явилось то соображение, что нецелесообразно расширять излишне круг проблем, возникших в связи с нашей акцией в Рейнской области. Перед заграницей, т. е. Польшей и Чехословакией, эта германская точка зрения была выражена не путем особой нотификации, а в связи с разрешением технических вопросов, связанных с обоими арбитражными договорами. Дело в том, что в апреле 1936 г. истекал срок выдаваемого на каждые три года мандата нейтральных членов согласительной комиссии, созданной согласно германо-чехословацкому арбитражному договору. Чехословацкая миссия уже в вербальной ноте от 18 февраля 1936 г., предложила продлить эти мандаты еще на три года. На это мы в вербальной ноте от 31 марта 1936 г., т. е. уже после акций на Рейне, ответили, что мы согласны с предложенным [51] продлением мандата. Точно так же в августе 1937 г. мы довели до сведения польского правительства о назначении нового немецкого члена германо-польской согласительной комиссии, а кроме того, во время германо-польских переговоров но вопросу о Верхней Силезии, еще недавно прямо сослались на Локарнский арбитражный договор.

Но, напротив, когда французское посольство вербальной нотой в мае 1936 года поставило перед нами вопрос о возобновлении мандатов членов германо-французской согласительной комиссии, французскому послу было устно заявлено, что, по нашему мнению, германо-французский, а также германо-бельгийский арбитражные договоры, с расторжением Рейнского пакта, «постигла та же самая участь и что мы поэтому пока не можем согласиться на предложенное возобновление мандатов». Французское посольство опротестовало эту точку зрения в письменной форме; несмотря на это, мы остались при своем мнении. В отношении Бельгии вопрос до сего времени в прямой форме не обсуждался. Поэтому совершенно несомненно, что Чехословакия может ссылаться на то, что мы в свое время признали действующим германо-чехословацкий арбитражный договор, даже после рейнской акции.

Следует принять во внимание, что арбитражные договоры с Чехословакией и Польшей содержат в себе строгое обязательство передавать всякого рода спорные вопросы третейскому суду или согласительному разбирательству. Политическое значение этого обязательства усугубляется тем, что Франция, Чехословакия и Польша в сепаратных договорах, заключенных между ними в Локарно, приняли решение рассматривать нарушение Германией своих обязательств, вытекающих из арбитражных договоров, как casus foederis[2].

При этих обстоятельствах нельзя упускать из виду, что если отношения между Германией и Чехословакией осложнятся, то арбитражный договор, возможно, станет нежелательной помехой для пашей свободы действий.

Поэтому стоило бы подумать о том, чтобы заново рассмотреть вопрос о дальнейшем действии чехословацкого, а потом, конечно, и германо-польского арбитражных договоров. Известный аргумент в пользу этого можно было бы извлечь из того факта, что эти договоры в отдельных, правда несущественных, пунктах связаны с Лигой наций и что Германия недавно своим заявлением от 12 декабря прошлого года окончательно отклонила свое возвращение в Лигу наций. С Польшей мы, вероятно, могли бы достигнуть соглашения в этом вопросе без особых затруднений. Напротив, совершенно ясно, что в отношении Чехословакии сообщение о расторжении арбитражного договора при настоящей ситуации явилось [52] бы международной сенсацией и было бы расценено как подготовка активных планов против Чехословакии, особенно если мы при этом сообщении о расторжении договора дали бы понять, что мы не намерены заключать с Чехословакией новый арбитражный договор, очищенный от всякой связи с пунктами Устава Лиги наций. По этой причине подобный шаг в настоящее время не предусматривается.

Однако я считаю желательным, чтобы Вы, если в Ваших беседах будет затрагиваться с чехословацкой стороны тема об арбитражном договоре, избегали вновь признавать, что этот договор остается в силе, и чтобы Вы вообще не расценивали его как существенный фактор в отношениях менаду обеими странами. Не вредно было бы невзначай заметить при удобном случае, что, по Вашему личному мнению, договоры, подобные, например, германо-чехословацкому арбитражному договору, вследствие крушения Локарнской системы и окончательного ухода Германии из Лиги наций потеряли свою политическую основу.

Я намерен обсудить с Вами устно дальнейшую нашу позицию в этом вопросе во время Вашего следующего визита в Берлин.