Я передал Эйзенлору информацию об эмигрантской печати. Просмотрев ее и увидев, что мы объявляем о принятии мер против эмигрантской печати unter der Voraussetzung[1], [17] что нечто подобное будет проведено и в Германии, он спросил, означает ли это, что тем самым мы выдвигаем условие, от выполнения которого зависят упомянутые действия. Я объяснил ему, что это не следует понимать таким образом. Мы хотим немедленно приступить к осуществлению объявленных мер против эмигрантской печати, но обращаем внимание на то, что вряд ли сможем все это провести, если в Германии против нас будет вновь развязана кампания в печати и если там ничего не будет предпринято для пресечения клеветнической античехословацкой пропаганды, направляемой нашими бывшими гражданами. (Г-н президент республики, которого я информировал об этой своей беседе 9 декабря, выразил полное согласие с моей позицией.)

В ходе дальнейшей беседы мы говорили в общих чертах о наших отношениях с Германией и о том, насколько и каким образом может повлиять на них наша политика в отношении немецкого меньшинства. Эйзенлор вновь подтвердил, что, несмотря на тот понятный интерес, который Германия проявляет к нашим немцам, она не хочет и не может вмешиваться в вопросы нашей политики в отношении меньшинств.

Затем посланник спросил меня, насколько верны сообщения о том, что во время визитов Дельбоса[2] вновь говорилось об оборонительном договоре Малой Антанты с Францией. Я сказал, что, по моему мнению, это исключено, так как ни мы, ни Франция на нем не настаиваем, Я признал, что идею такого пакта считаю похороненной. Эйзенлор с удовлетворением принял это к сведению, дав понять, что переговоры о таком пакте могли бы вновь обострить наши отношения с Германией.

Далее Эйзенлор обратился ко мне с вопросом о том, просили ли мы или будем просить о дополнении нашего гарантийного пакта с Францией. В своем выступлении я, по его словам, отрицал это, однако от нескольких находящихся здесь миссий он слышал, что о чем-то таком говорилось. Я еще раз подтвердил то, о чем говорил в своем выступлении, и довольно подробно объяснил, как у нас возникли соображения о необходимости дополнить наш пакт в обстановке, когда со всех сторон поступали сообщения о вторжении Германии в Чехословакию в связи с волнениями наших немцев. Взвесив эти соображения, мы пришли к убеждению, что расширение нашего пакта с Францией не является ни желательным, [18] и необходимым. Поэтому ни о чем таком французов мы не просили. Для того, чтобы успокоить наше встревоженное общественное мнение, нам оказалось достаточным заявления Дельбоса в Лилле[3].