Однажды в Москве я столкнулась с группой туристок, осматривавших советскую столицу. Вдруг одна из них, толстая, сильно накрашенная, шикарно одетая, обвешанная драгоценностями, остановилась, разинув рот и глядя перед собой.

«О, боже, - воскликнула она, - посмотрите, что делается!»

Женщины посмотрели на другую сторону улицы. Они увидели милиционера, тянувшего двух маленьких оборванцев в направлении большого желтого дома на Петровке, на котором по-русски было написано: «Детский дом».

«Господи, какие лохмотья, какая грязь!»-воскликнула одна.

«Вот - говорю вам - это и есть Россия. Арестовывают бедных малышек. Совсем раздетых. Это чистейшее преступление», - с яростью сказала первая. Одна из дам заявила, что это просто омерзительно. Она слышала о подобных зверствах, но не верила, пока не увидела собственными глазами. Теперь она готова поверить почти всему, что говорят о большевиках.

За моим столом сидело несколько женщин, тоже туристок. Мы говорили о детском доме, в котором я была несколько раз и который собиралась снова посетить на следующий день. Они уговаривали меня взять их с собой. Таким образом, на следующее утро мы поехали в Ростокино, пригород Москвы, в детский дом для девочек.

Большинство из живущих там 150 девочек сироты. Некоторых эабрали у матерей-проституток, других у родителей-алкоголиков. [147] Бездомную девочку, которую привозят в Ростокино, селят в комнату отдельно от остальных детей. Здесь она проходит медицинский осмотр и рассказывает о себе. Если она здорова, ей разрешают присоединиться к остальным детям. Ее держат здесь несколько месяцев, а затем отсылают в коммуну.

Нас сопровождала заведующая, женщина лет тридцати с небольшим. А также около тридцати ребятишек. Они сгрудились вокруг нас, и так как советские дети такие же, как и дети во всем мире, нам пришлось отвечать на неиссякаемый поток вопросов.

Несколько больших комнат служили спальнями. Рядами стояли складные кровати, и в ногах на каждой аккуратно висело полотенце и ночная рубашка. На верхнем этаже были классы и мастерские. На стене в каждом классе висела обязательная стенная газета, написанная аккуратным, разборчивым почерком. После занятий девочки делают кукол, вяжут кофты и носки или вышивают. Все их поделки продаются на организуемых в детском доме базарах. Небольшие деньги, вырученные за эту работу, передаются в фонд дома.

На широком дворе, окружающем двухэтажный дом с колоннами, были небольшие грядки, где дети выращивают помидоры, бобы, морковь. Одна маленькая девочка рассказала мне, что несколько дней назад посадила апельсиновую косточку и очень расстроена, что она не дает ростка.

Беспризорные - это бездомные дети России. Они появились не из-за революции. Было известно, что во время войны в царской России на улице оказалось великое множество детей. Во время гражданской войны и последовавшего за ней голода по стране бродило около миллиона детей. К 1925 г. 300 тыс. из этих беспризорных были помещены в детские дома и коммуны, а также размещены в семьях, которым правительство платило ежемесячное пособие. Малецьких беспризорников взяли с улицы, дали им кров, кормили и обучали.

Детские коммуны представляют собой маленькие республики, где беспризорники живут совершенно независимо. Это их собственный маленький мир с мастерскими, школой, общей столовой, клубом, театром и общежитием. Единственные взрослые там - педагоги, которые относятся к детям так же, как к маленьким гражданам относятся в других школах, - как к независимым людям [148] с чувством собственного достоинства и уважения к государству.

Русским школьникам очень рано прививают понятия чести и самостоятельности. Эти же понятия внушают и в коммунах. Всю работу здесь делают дети. Они выбирают совет, и выбранные руководители ведут несколько раз в год переговоры с представителями Наркомпроса, ведающими работой с беспризорниками, о программе коммуны.

Беспризорность - тяжелая проблема, и Советская власть прилагает все усилия, чтобы серьезно и разумно с ней справиться. В 1930 г. на жилье, питание и обучение этих детей было потрачено 50 млн. руб. Дома для беспризорных, которые я посетила, были чистые, хотя и бедно обставленные. Безо всяких сомнений, детей кормят хорошо, и видно, что это веселые, независимые ребятишки. Совершенно естественно, что некоторые из них убегают, предпочитая приключения и свободу улицы; в целом же, когда к детям хорошо относятся, они быстро привыкают к жизни в коллективе. Большинство из тех, кто убегает, «арестовывают» и отправляют обратно - что и видели туристки. Заведующие и педагоги, с которыми я беседовала, произвели на меня впечатление людей, работающих по призванию. Они выполняют свои тяжкие обязанности с умом и сочувствием, прямо-таки великими. Они понимают, что в руках у них сотни тысяч своенравных человечков, прошлое которых необходимо изглаживать, пока они не встанут твердо на ноги.

В Соединенных Штатах перед нами стоит аналогичная проблема. Согласно данным детского бюро министерства труда США, более полумиллиона подростков моложе 21 года, девочек и мальчиков, бродит по улицам городов и сельским дорогам, питаясь чем попало и ночуя где попало - в подвалах тюрем, в лесу, в лачугах и заброшенных домах...

Что же предпринимают наше федеральное правительство и власти штатов? Большинство капиталистических газет скрывает эти факты, и политиканы не упоминают о них в своих речах. Неужели потребуется революция, чтобы изменить условия и обеспечить этим бездомным детям кров и пищу, дать им образование и возможность стать полезными гражданами? Как знать...