Немало лжи и глупостей было написано о партийности и негосударственности избранного в Уфе Временного Всероссийского правительства. Еще больше, вероятно, было об этом сказано. Делают это либо по неведению, либо ради определенных политических соображе­ний. И сейчас, в настоящей статье, я вовсе не собираюсь открывать борьбу с теми, кто к этой борьбе был прикосновенен. Я заинтересован только в восстановлении истины, а восстанавливая ее, апеллирую ко всем участникам и свидетелям описываемых событий. Я не только убежден, но я знаю наверное, что все беспристрастные люди, свидетели и участники этих событий, независимо от их собственных политических взглядов, полностью подтвердят правильность моих показаний, которые будут носить исключительно фактический характер.

Как известно, на Государственном совещании в Уфе 22 сентября [1918 года] было единогласно избрано Временное Всероссийское правительство в следующем составе: Н.И. Астров (член партии к.-д.), Н.Д. Авксентьев (член партии с.-р.), генерал В.Г. Болдырев (беспартийный), П.В. Вологодский (беспартийный), Н.В. Чайковский (член н.-с. партии). Одновременно на том же совещании к ним были избраны заместители - к каждому свой - в лице: В.А. Виноградова (член партии к.-д.), А.А. Аргунова (член партии с.-р.), генерала М.В. Алексеева (беспартийный), профессора В.В. Сапожникова (беспартийный), В.М. Зензинова (член партии с.-р.). Ввиду [406] отсутствия в Уфе некоторых избранных лиц, правительство начало функционировать в составе Авксентьева, Болдырева, Виноградова, Зензинова и Сапожникова; через несколько недель Сапожникова в правительстве заменил вернувшийся с Дальнего Востока Вологодский. В таком составе правительство и оставалось до самого дня его свержения, т.е. до 18 ноября.

При обсуждении кандидатур, равно и при самих выборах партийность намеченных лиц, конечно, принималась во внимание наряду с другими их качествами и особенностями, но это делалось, так сказать, неофициально. О каком бы то ни было партийном представительстве здесь не могло быть и речи - этот момент единодушно подчеркивался всеми участниками Уфимского совещания. Мало того, в согласительной комиссии - в этой лаборатории, в которой протекала вся основная работа совещания, - были официально оглашены представителями партий обязательства, согласно которым ни одна из политических партий, члены которых войдут в правительство, не имеет права их отзывать оттуда, не имеет права оказывать на них воздействие, не имеет права требовать у них отчета в их действиях. Члены правительства по воле всех участников Уфимского совещания должны были быть совершенно свободны и независимы в своей деятельности. Такие заявления, здесь же запротоколированные, были сделаны М.Я. Гендельманом от имени партии эсеров, Л.А. Кролем от имени партии кадетов и С.Ф. Знаменским от имени партии энесов. Вошедшие в правительство члены различных политических партий выразили готовность в случае надобности на время своего пребывания в правительстве выйти из партий, но по решению согласительной комиссии такого требования к ним предъявлено не было, и совещание удовлетворилось теми формальными заявлениями от партий, о которых я упомянул выше.

Таковы были действительные отношения между политическими партиями и теми членами их, которые вошли в состав правительства. Это не значило, конечно, что правительство принципиально оставалось глухим ко всему, что делалось в политических партиях и организациях - это было бы политикой странной и недальновидной, ибо нельзя отгородиться от тех настроений, которые в стране существуют и выражены организованным общественным мнением. Это не значило также и того, что вошедшим в правительство членам различных политических партий было запрещено сноситься с их партийными единомышленниками и организациями, правительство всегда охотно выслушивало все мнения, соображения и предложения, которые считали нужным довести до его сведения различные организации. Отдельные члены правительства принимали делегации от кооперативных организаций, от торгово-промышленных организаций, от Союза возрождения, от различных политических партий - как социалистических, так и несоциалистических. Вологодский постоянно докладывал нам о настроениях Сибирского правительства, которое выражало вполне определенное политическое течение, с другой стороны, Авксентьев и Зензинов сообщали [407] о настроениях среди партии социалистов-революционеров, а Виноградов - о партии конституционалистов-демократов... И я до сих пор продолжаю думать, что мы тогда поступали правильно, ибо не может правительство жить в безвоздушном пространстве - оно, наоборот, обязано прислушиваться к мнению всех политических партий и с ними считаться.

В своем официальном сообщении от 30 января правительство Колчака, между прочим, ставит мне в вину, что мною будто бы «был представлен Комитету (Центральному) доклад о деятельности Всероссийского правительства». Правда же заключается в том, что мною было написано частное письмо к некоторым членам Центрального Комитета, копия которого была захвачена у меня на дому во время разгрома моей квартиры офицерами Колчака. В этом письме я описывал ту тяжелую политическую обстановку, в которой приходилось работать правительству в Омске, и резко нападал на те противогосударственные течения справа и слева, - которые старались на нас воздействовать. И единственно, чего я сейчас в связи с сообщением об этом «докладе» хотел, это - чтобы то письмо мое было немедленно опубликовано полностью. Тогда все убедились бы сами в степени «партийности членов правительства»...

Немало слов было в свое время сказано, и, кажется, это продолжают говорить до сих пор, о противогосударственности некоторых членов Всероссийского правительства в деле организации армии. Был даже официально брошен упрек, что некоторые члены правительства старались создать «партийную армию», едва ли не с выборными комитетами и пр. В действительности же суровая дисциплина (без всяких выборных комитетов и даже с применением смертной казни) существовала во всех войсках, на которые опиралось правительство. Больше того - надо сказать, что еще до образования Всероссийского правительства на Уфимском Государственном совещании эта суровая дисциплина существовала в одинаковой степени в Народной армии Комитета членов Учредительного собрания (Самара), в Сибирской армии Сибирского правительства, среди всех казачьих войск и среди Башкирского войска, словом среди всех тех армий, которые после образования Временного Всероссийского правительства составили единую армию этого правительства.

После образования в Уфе Временного Всероссийского правительства вся постановка военного дела была поручена члену этого правительства - генералу Болдыреву, бывшему командующему пятой армией, человеку, далекому от каких бы то ни было партий. Правительству принадлежало общее руководство политикой, что же касается армии, то ни правительство в его целом, ни отдельные члены его не вмешивались в работу генерала Болдырева, назначен­ного на другой же день после образования правительства верхов­ным главнокомандующим. У генерала Болдырева были свои взгля­ды на постановку военного дела, так, например, он отрицал целесо­образность в армии политической культурно-просветительной рабо­ты, полагая, что всякая политическая работа среди армии действует [408] на нее разлагающе. И когда от группы лиц было правительству предложение об организации при армии культурно-просветительно­го отдела, генерал Болдырев ответил на это предложение решитель­ным отказом, этот отказ был затем подкреплен и правительством. Уже одно это достаточно говорит, насколько были лишены всякого основания обвинения, что кто-либо из членов правительства старал­ся создать «партийную армию».

...Теперь я перейду к главнейшему пункту, вокруг которого вращаются все обвинения в «партийности» некоторых членов Всероссийского правительства, к так называемой «прокламации» Центрального Комитета партии социалистов-революционеров от 22 октября, которая оказалась таким удобным предлогом для оправдания произведенного в Омске переворота.

В последних числах октября заведовавший Всероссийским теле­графным агентством А.А. Минин принес мне полученную им от своих корреспондентов телеграмму из Уфы. В этой телеграмме подробно передавалось «Обращение ЦК ПСР к партийным организациям». В «Обращении» этом, прежде всего, давалась ха­рактеристика общего политического положения и отмечались прояв­ления реакции в Сибири - преследование рабочих организаций, развитие в Сибири атаманщины и т.д. Далее указывалось на то, что политика Временного Всероссийского правительства страдает нере­шительностью в борьбе с этими реакционными влияниями, но при этом Центральный Комитет подчеркивал, что он остается верен заключенному в Уфе соглашению и призывает всех членов партии ко всемерной поддержке избранного в Уфе правительства. Вместе с тем, ввиду несомненного нарастания реакции, он призывает всех членов пар­тии к вооружению, чтобы быть готовым дать реакции действитель­ный отпор. Ознакомившись с содержанием этого обращения, я тут же отдал распоряжение А.А. Минину ни в коем случае этого докумен­та не опубликовывать, ибо мне казалось, по меньшей мере, бестакт­ным призывать к поддержке правительства, подвергая его действия критике, а призыв к вооружению, от какой бы партии он ни исходил, я считал недопустимым. Затем я сообщил о сделанном мною распоря­жении Н.Д. Авксентьеву, который его вполне одобрил.

В первых числах ноября в Омске начали говорить о том, что ЦК партии социалистов-революционеров выпустил какое-то воззвание, в котором едва ли не призывает всех к восстанию. Оказалось, что «Обращение ЦК» по­лучило-таки распространение и разошлось шире партийных кругов, но вместе с тем выяснилось чрезвычайно любопытное обстоятельст­во: распространяли это воззвание исключительно правые круги... И, наконец, к председателю правительства Н.Д. Авксентьеву, явил­ся английский генерал Нокс, который заявил протест против «про­кламации ЦК», и грозил, что при таких условиях правительство не может рассчитывать на помощь союзников и на всякий случай посо­ветовал расстрелять Чернова. [409]

Но все это непрошеное вмешательство английского генерала в нашу внутреннюю политику получило от Н.Д. Авксентьева должный отпор.

Таким образом, при содействии правых кругов, дело о «прокламации ЦК» принимало большие размеры - оно обратило на себя внимание гораздо больше, чем вообще того заслуживало. Ввиду этого я по собственному почину вызвал из Екатеринбурга к прямому проводу членов Центрального Комитета М.Я. Гендельмана и Ф.Ф. Федоровича (к тому времени ЦК из Уфы перебрался в Екатеринбург) и просил их передать Центральному Комитету мое и Авксентьева мнение о совершенной недопустимости подобного рода обращений. При этом самое обращение подвергнуто было много очень резкой критике с указанием на те печальные последствия, которые подобные акты ЦК могут иметь, - я имел в виду визит генерала Нокса к Авксентьву Н.Д. Текст этого разговора, записанный моим секретарем, находится в портфеле, взятом у меня на квартире офицерами Колчака должно было точно известно действительное отношение Авксентьева и мое к обращению ЦК. Кроме того, уже после нашего ареста Колчаком, я обращал внимание министра юстиции правительства Колчака г. Старынкевича на этот мой разговор. И тем не менее, еще в январе правительство Колчака продолжало утверждать, что мы двое «находились в плену у ЦК», что «прокламация ЦК» не получила должного «действенного отпора со стороны директории». В это же приблизительно время Н.Д. Авксентьев из разговора по прямому [проводу] с Н.П. Огановским в Екатеринбурге, которого правительство приглашало занять пост товарища министра земледелия, узнал, что в Екатеринбурге «Обращение ЦК» было предметом обсуждения съезда членов Учредительного собрания, причем голоса разделились следующим образом: 22 голоса - за, 10 - против и 10 - заняли промежуточную позицию, соглашаясь с общей оценкой политического положения, данного в «Обращении», но считая бестактным его опубликование; наконец, трое воздержались. Таким образом, абсолютного большинства Съезда членов Учредительного собрания «Обращение» не получило и была выработана согласительная резолюция - в противоположность утверждению правительства Колчака. 5 ноября на заседание правительства П.В. Вологодский доставил «Обращение ЦК». До сих пор никто из нас его в полном виде не имел и даже не сумел достать (предъявленная мне А.А. Мининым телеграмма представляла из себя только выдержки из этого документа). На обсуждение правительства было поставлено это «Обращение».

Вологодский и генерал Болдырев высказались за немедленный арест Центрального Комитета. Кроме того, Вологодский лично мне поста­вил вопрос об этом «Обращении», так как ему было известно, что до вхождения моего в правительство я был членом Центрального Комитета: «Спрашивал ли у вас ЦК разрешения на выпуск подоб­ного рода обращения и что вы имеете в виду сказать по поводу моего предложения об аресте ЦК?» Я ответил на это, что, во-пер­вых, считаю деятельность всех политических партий [410] совершенно независимой от деятельности правительства и потому мне представ­ляется странным вопрос о моем разрешении, а, во-вторых, что каса­ется требования об аресте ЦК, то полагаю, что в этом должны ра­зобраться судебные власти. И, если судебные власти установят противогосударственность действий ЦК и членов партии социалистов-революционеров, то я вы­скажусь не только за арест ЦК, но и всех членов партии эсеров, но при одном условии - если одновременно будут также арестова­ны и все виновные в противогосударственных деяниях справа, вроде, например, офицеров, певших на днях в Красноярске и Омске «Боже, царя храни» при официальных встречах союзников. К моей точке зрения вполне присоединились Н.Д.Авксентьев и В.А.Виноградов. Правительство постановило начать против ЦК су­дебное расследование, поручив это дело генерал-прокурору, т.е. ми­нистру юстиции Старынкевичу. Через несколько дней, когда мы возвращались с заседания, ехали в одном автомобиле - Авксен­тьев, Старынкевич и я, - мною был задан вопрос Старынкевичу, в каком положении находится это дело. Он мне буквально ответил следующее: «Все это дело раздуто и по-видимому никакого состава преступления в «Обращении ЦК» найдено не будет».

Добавлю, наконец, последний штрих, когда генерал Болдырев накануне самого переворота выезжал на фронт, он задал Н.Д.Авксентьеву вопрос, вправе ли будет он принимать на фронте суровые меры, до расстрела включительно, против лиц, которые будут ули­чены в разложении армии и создании внутри ее каких-либо особых партийных вооруженных организаций? Н.Д.Авксентьев ответил ему на это утвердительно и его ответ затем единогласно подтверди­ли все остальные члены правительства.

Такова правда о партийности и противогосударственности Времен­ного Всероссийского правительства. Что касается той легенды, кото­рая об этом распространялась, то она придумана была позднее и, ко­нечно, только для того, чтобы оправдать произведенный переворот.

Владимир Зензинов