Согласно мандатов от 24 марта за №№ 6095 и 6096 мы приступили к обследованию деятельности Симбирской губчека и ее мест заключения, а также к выяснению причин прокатившихся восстаний и настроения масс после восстаний, причем нашли в следующем состоянии:

Состояние губернии до восстания

Как и всегда, после изгнания белогвардейских банд из той или иной губернии, городская буржуазия и вся их наймитская белогвардейщина бегут вместе с изгнанными под защиту к Колчаку. Так было и в Симбирской, и других, рядом с ней, губерниях осенью 1918 г. Сельское же кулачество, по причине [244] своего бессилия и тупой трусости, почти совсем не обнаружило своего присутствия, разве только по отдельным контрреволюционным вспышкам в том или другом уездах можно было судить, что элемент этот существует и что - если он подавлен, то во всяком случае еще не раздавлен, в особенности в селах, изобилующих кулацкими элементами, где открыто и косвенно ненавидели власть Советов, и что они ждали только удобного момента, чтобы сыграть на инстинктах масс крестьянства и тем самым вызвать открытое восстание. В этот же самый период существования Советской власти оказались буквально не на должной высоте как сама партийная организация, а также в своем большинстве и ее передовые работники, занимающие те или иные ответственные посты на местах, начиная с губернских и кончая деревенскими, которые, как выяснилось, жили лишь в свое личное «коммунистическое» благо (смотри материалы, о которых будет доложено ниже). Этот неоспоримый аргумент именно и был в руках у деревенского кулачества, которые, помахивая им перед самым носом пролетарских, полупролетарских и даже средних деревенских масс, говоря: «Вот, де, мол, какова в действительности Советская власть и значение коммунистического хозяйства» (откуда и естественно выплыл лозунг «Бей коммунистов!»). Так, стоило лишь приступить губернии к выполнению декретов о мобилизации людей, лошадей, о хлебной монополии и об организации комбедов (а также такие декреты крестьянам не только не разъясняли, но о них даже не упоминали, не говоря уже об агитации в широком смысле слова), то, естественно, кулачество становилось в резкую оппозицию, восстанавливая против местной власти, а следовательно, и центральной власти всю деревенскую гущу масс. Делалось это обыкновенно просто: созывают сходы и даже съезды, где фигурировали, по вполне ясной причине, уже действительно кулаки как знатоки дела и прикрывающиеся] маской «жалости» к крестьянам вообще. Отсюда уже сыпались подобающие резолюции и приговоры, как, напр[имер]: «Людей и лошадей для мобилизации не давать», «Хлеб по твердым ценам не отпускать», «Объявить вольную продажу», «Представителей комбедов убивать» и т. д. и т. п. Совсем не страшны для нас эти шкурные и обывательские бредни. Но не страшны они постольку, поскольку мы имеем при наличии разумных организаторских работников с достаточным кадром агитаторских сил. Чрезвычайной комиссии приходилось, безусловно, бороться с этим злом, как с фактом, имеющим достаточно основательных улик контрреволюционных поползновений, и ей, в этом нужно отдать справедливость, за чистоту работы вырывать кого следует, но в то же время не вдаваясь в сущность этого политического психоза. По тем же высказанным причинам положение в деревнях особенно обострилось в связи с взысканием чрезвычайного налога и последнее время - реквизицией скота. О первом говорить уже не приходится, т.к. этот налог всюду и везде проходил не гладко. Но о реквизиции скота - считаем нужно сказать несколько слов. Так, например, приезжает кто-либо в деревню (был ли это отряд или один человек, не знаем) и объявляет: «Вот должны дать столько-то лошадей, столько-то рогатого скота и овец - и последних, по-возможности, помоложе, не считаясь, стельны ли они или нет; за неисполнение приедет карательный отряд и заберет все». Вот приблизительное распоряжение местных властей в области реквизиции скота. Разъяснений и широкого освещения - куда это берется, с какой целью, с кого именно брать и сколько - этого почти не бывало, лишь за редким исключением, и то - передавалось это крестьянам в чисто лощеном литературном стиле с ненужным подъемом и чуждым этой фразеологии крестьянским массам. Таково, приблизительно, было положение до восстания. [245]

Картина восстания

В с. Новодевичье Сенгилеевского уезда прибыл отряд во главе с неким Беловым (как выяснилось, инструктор Сенгилеевского упродкома) для реквизиции скота, затем для чего-то кур, или, вообще все, чтобы только ему не понравилось, прибегая к вышеупомянутым приемам. Кулачество с. Новодевичья, как уже сказано нами выше, воспользовавшись этим случаем, и с согласия крестьянства вообще, сделало резкий отпор. Был вытребован, как уже указано в докладах председателя ЧК, еще отряд в 50 человек, но этот отряд, очевидно, видя правоту крестьян, сдал оружие без всякого сопротивления. Таким образом, кулачество, опьяненное возможной легкой победой, не ограничилось лишь своим селом, а бросило надежные организаторские силы в другие волости и деревни с призывом восстать против «грабителей-коммунистов». Свои же имеющиеся силы бросили на ближайший уездный город Ставрополь Самарской губернии и овладели им. К этому времени разосланные агитаторы уже имели свою силу: всюду, где бы они не являлись, везде распространяли провокаторские слухи в виде: «Симбирск пал, гарнизон и подходящие красноармейские части присоединились к восставшим крестьянам». Или: «Фронтовые красноармейцы, узнав о восстании крестьян, идут к ним на помощь». (Это мы лично слышали от мужиков, которых приходилось освобождать из тюрьмы по восстанию.) Естественно, везде и всюду кулацкий элемент подобные ложные слухи встречал с восторгом. Менее же активных, а зачастую пассивных крестьян они угрозой заставляли присоединиться к ним и крестьяне охотно присоединялись к ним, если взять в общем. Частые произвольные конфискации и реквизиции, что попадет или что нравится, не разграничивая классов, в то же время ни полсловом не обмолвившись в смысле разъяснения - куда, с кого и зачем это реквизируется.

За какую-нибудь неделю восстание как-то стихийно охватило всю Симбирскую губернию, часть Самарской и часть Казанской. Характерна и очень показательна черта самого вооружения крестьян: на длинных шестах насажены штыки, крючья (специально для кавалеристов), топоры, вилы, а зачастую просто русская дубинка. И если оказалось у них в некотором случае оружие, пулеметы, так это объясняется тем, что много было ими отнято у самих же красноармейцев; часть же была зарыта в землю, привезенное еще с фронта старыми солдатами. Попавшим к ним красноармейцам или просто советским работникам пощады не было, мало этого, их уродовали до неузнаваемости выколкой глаз, раздроблением черепов и т. п. В первую же голову страдали местные власти. Словом, это было что-то ужасное, кошмарное, когда человек начинает быть опаснее зверя. Губернские же и уездные власти вначале смотрели на это так, сквозь пальцы, посылая «своих» людей на места узнавать в чем дело, которые только разжигали восстание, не принося малейшей пользы. Когда же вопрос коснулся серьезной защиты самих себя, здесь их «политическое шкурничество» сказалось во всей полноте: одному коммунисту нельзя оставить ответственный пост, другому нельзя только потому, что у него жена больна, третьемнужно по срочным делам ехать в Москву, четвертый же чувствует себя уже совсем больным, неспособным к этим потасовкам, и т. д., и т. п. мелкие отговорки, и в результате уехала горсточка преданных коммунистов с теми же, в большинстве своей массы, беспартийными красноармейцами подавлять эту стихию упрямого крестьянства. Такова приблизительно картина восстания.

Причины восстания

Говоря о причинах разразившегося восстания, нельзя и преступно умалчивать, что советские работники на местах недостаточно умело проводят в жизнь декреты и постановления центральной власти, тем самым возбуждают недовольство [246] в массах. Необходима реорганизация многих и весьма многих советских учреждений восточных губерний. Упрекать же повстанцев и кулачество почти не приходиться, ибо крестьяне восставших селений в подавляющем большинстве по имущественному состоянию середняки. Кулаков же на каждое село в среднем, не более 5-10 человек. В подтверждение изложенного следует сказать, что сепаративных выступлений ни в одном из упомянутых сел не было, а восстание в каждом селе возникало только под давлением и угрозой соседей. Перечисляя все объективные причины восстаний, полагаем, что самая главная из них - это темнота и невежестве, унаследованные от дьявольского проклятого старого времени. Крестьяне в массе не могут дать себе должного отчета в том, что они творят в такой тяжелый момент, в момент нового светлого социального строительства, в момент вытеснения из мозгов старых и проклятых устоев. На массы не было достаточно пролито света, она осталась почти не тронута. Она не только духовно не была перерождена, ей даже автоматически никто не разъяснил самую соль и задачи Советской власти. Кого ни спрашиваешь, - и арестованных крестьян, были ли у вас агитаторы, - все, как в один голос, отвечают: «Нет» или «Был как-то раз, что-то разъяснил, но мы его не поняли, наверное, не понял и он нас». Естественно, откуда же могут знать крестьяне о декретах, распоряжениях, и во имя чего все это делается? Ни в одном из восставших сел не велось партийной работы, никто должным образом не позаботился о поднятии в крестьянских массах революционной правосознательности его прав. Беднота и среднее крестьянство только и слышат живое слово «в медвежьих уголках» от своих «миротворцев» - кулаков да попов, которые и по сие время благочестиво изрыгают в темных массах, якобы по воле Божьей все это так было устроено, и спекулируя этим на каких угодно деревенских чувствах.

К возможному предупреждению крестьянских восстаний, а равным образом для облегчения социального строительства неокрепшей еще социалистической республики, необходимо широко, разумно и толково развить агитацию среди почти всего неграмотного или полуграмотного крестьянства и развить самыми по своим качествам силам и наших партийных товарищей[1]. Товарищей же, не знающих крестьян или идущих лишь «пожить-комиссарствовать», лучше не посылать, они неисправимые иногда приносят бедствия, тормозя ход развития революции, и тем самым воздвигают непроходимую пропасть между революцией и крестьянством. Необходимо, чтобы крестьяне не из-под палки делали необходимое для фронта, а давали с сознанием великого долга, выпавшего на них. Ненадежный будет фронт, если шатается колеблется тыл, но мощным будет фронт, если крепок тыл. Вот что должно быть лозунгом наших дней. Наравне с этим, необходимо обратить самое серьезное внимание по отношению к красноармейцам, которые своим поведением иногда терроризируют население. Вот факт: в с. Мухине, [у] гражданки] Федоровой красноармейцы забрали из квартиры брюки, женские ботинки, мандалину, кусок мыла и патронташ. Этот наглядно приводимый случай - один из многих, и в таких случаях ничем не оправдать преступных поступков красноармейцев.

Работа предстоит колоссальная, упорная, тяжелая, но есть еще товарищи, спокойно стоящие на своем революционном посту, и мы с ними победим.

Состояние губернии после восстания

В большинстве своем массы - крестьяне восставших селений - искренне раскаились в своих безумных поступках. Они просили, молили, чтобы им прислали толковых людей, в особенности из Центра, для разъяснения всего происходящего, а главное, для устройства более справедливой для них [247] жизни. Мы не против, как они говорят, коммунального хозяйства, но против тех, которые раньше или лентяйничали, или лодырничали, а теперь, волею судеб ставши у власти, хотят показывать, как работать на коммунальных началах. Такие, как они, утверждают дальне-комиссародержавие, нам не нужны, [они] способны лишь пороть, бить по мордам, а работать до поту лица не в их расчетах. Нам нужны люди, дающие пример как работать от зари до зари, и с такими людьми на каких угодно началах будем работать (это настоящие и подлинные слова арестованных крестьян, и нами из них уже некоторых освободивших). Кулачество же - это трусливое отродье, как везде, неизменно стало смотреть на Советскую власть игривыми глазками. Но этот шутовской флирт мы должны оценивать постольку, насколько он смешной, значит настолько опасен. Именно этим состоянием мы и указали воспользоваться кулацким элементом, главным образом, для ссыпки хлеба. В общем, настроение деревенских масс в губернии подавленное, и нашей прямой и неотложной задачей сейчас является послать туда лучших товарищей для поднятия духа и привлечения более широких масс на нашу сторону...[2]

[1] Так в тексте.

[2] Многоточие документа. На документе имеется помета: «Доклад просмотрел т. Дзержинский».

Текст воспроизведен: Крестьянское движение в Поволжье. 1919 - 1922 гг.: Документы и материалы. - М., 2002. С. 243 - 248.