Профсоюзы, как массовые организации, объединявшие рабочих и служащих по производ­ственному признаку, принимали активное участие в мероприятиях Советской власти в деревне (продразверстке, сельхозработах и т.д.).

---

...Поскольку Октябрьская революция явилась неожиданной и идейно неподготовленной для русского крестьянства, особенно в восточной полосе, где оно более зажиточно, менее голодает, и поэтому менее чутко к коммунистической пропаганде; поскольку Октябрьская революция явилась идейно неподготовленной для крестьянства восточной полосы, постольку в его среде долго находил отклик лозунг и идея так наз[ываемого] Учредительного собрания. Крестьянство в массе своей - это его несчастье - беспомощно. Оно раздроблено, оно живет не как рабочие, которые сосредоточены на фабриках, на заводах в городах, ближе к университетам, школам, ближе к образованию, ближе к газетам, ближе к театру. Как ни обездолены были рабочие при капиталистическом строе, они все же ближе соприкасались с источниками культуры, цивилизации, просвещения. Крестьянство было разбросано в полумиллионе сел и деревень, раскинуто на огромном пространстве царской России. В каждом селе сотни, в лучшем случае, тысячи жителей без связи друг с другом, идейно беспомощные. Эта крестьянская масса с трудом находит выражение своих стремлений, своих потребностей. Она мечется из стороны в сторону и не находит для себя ясной программы. Это не вина крестьянства, это беда его прошлой тяжкой судьбы. Его обманывала монархия, попы всех религий, бюрократы всех стран, его обманывала буржуазия либерализмом, идеями демократии. И крестьянство подвергалось время от времени внутренним толчкам, ужасающим революционным взрывам, поджигало помещичьи имения, а потом снова уставало и покорно отдавалось имущим классам. История человечества знает эти страшные взрывы крестьянского негодования и возмущения и, вместе с тем, крестьянской беспомощности. Имущим классам, более образованным, всегда в конце концов удавалось надеть узду на поднявшееся на дыбы крестьянство.

Вот эта опасность была в революции и у нас. Если этого не случилось, так только потому, что впервые во всей мировой истории во главе восставшего [212] крестьянства оказались не городские имущие классы, а неимущий класс пролетариев. Рабочий класс встал во главе крестьянства, чтобы вывести его из нищеты, и язык его возмущения и страдания перевести на язык революционных идей, революционных лозунгов - не для того, чтобы обманывать крестьянство, а для того, чтобы первый раз в истории встряхнуть его и освободить от голода, от старых обманов. Но, товарищи, этот поворот исторический, поворот идейный был слишком катастрофичен для крестьянских масс, и немудрено, если они, выброшенные из царского варварства и дворянского гнета, из поповской тюрьмы, выброшенные сразу на дорогу пролетарской социалистической революции, не всегда умели различать друзей и врагов, а затем, товарищи, чего стоит сам по себе этот тяжкий процесс, особенно в истощенной стране, в стране, которая пережила четырехлетнюю войну и сейчас выдерживает натиск мирового империализма.

Революция есть родовые муки нового общественного строя. Младенец, рождаясь, причиняет организму матери тяжкие муки, а здесь рождается новый строй из старого и, разумеется, весь организм страны потрясен ужасающими родовыми муками, которые ощущаются крестьянством и рабочим классом во всей стране.

Но рабочий класс отдает себе отчет в том, что это переходный период, что за этим переходным периодом последует настоящее нормальное развитие нового общества, которое и возместит все трудности, все тяготы, все болезни этого переходного периода. Крестьянину это понять несравненно труднее, он много сильнее ощущает трудности и бедствия переходного периода, когда новые раны налагаются на старые раны, старые язвы, и еще усугубляет их, когда вы снимаете с каторжника въевшиеся в его руки и ноги цепи, ему больнее, чем когда он спокойно лежит, прикованный к стене. В этот период его старые раны и язвы казались особенно невыносимыми, а тут к нему явились правые с.-р. и меньшевики и поведали ему, что имеется особый способ безболезненно разрешить все вопросы через Учредительное собрание путем мирного всеобщего голосования. Соберутся все в одном здании, которое называется парламентом, будет председатель, который называется Черновым, будут партии, будут голосовать, будут урны, куда будут опускать записки - как опустят, так и выйдет: отдавать или не отдавать землю крестьянину, быть ли хозяином в стране рабочему или капиталисту. Все выйдет по записке честь-честью, без кровопролития.

Рабочий знает, что такие коренные вопросы не разрешаются голосованием, поднятием и опусканием рук и другой парламентской гимнастикой, что имущие классы не отдадут без боя своих позиций, а взять их можно лишь силой, грудь против груди, сталь против стали, кровь против крови. Рабочий это знает, крестьянина же сбивали с толку.

Но вот тут в Самаре, на всем Поволжье история произвела гигантский опыт по просветлению сознания самых отсталых масс. Здесь заседала учредилка, т. е. Колчак, дутовцы и та промежуточная группа интеллигенции, которая путается между помещиками и крестьянами, крестьянами и рабочими. И вот эта-то промежуточная, никчемная, межеумочная эсеровско-меньшевистская группа и является носительницей Учредительного собрания. Колчак знает, что дело - в материальной силе. Деникин тоже знает, и мы это знаем. Они же думают, что дело в чарах Чернова, Авксентьева и других величин парламентской демократии. Здесь история произвела опыт. Они оторвались от нас, свое Учредительное собрание оторвали от рабочего класса и крестьянской бедноты, и шли в обозе в качестве нестроевой команды в армии у Колчака, в армии у Дутова, и составляли там отряд, который был посредником между черносотенцами и белогвардейцами - белое и черное здесь одно и то [213] же - с одной стороны, и между трудовыми массами, с другой. Лозунгами Учредительного собрания, идеей демократии они помогли Колчаку создать армию, Колчак - авантюрист, бывший царский адмирал, который искал помощи у немцев, перешел на американскую службу, ездил в Нью-Йорк, получил свои серебрянники и прибыл сюда. Это - чистый тип авантюриста без вчерашнего и - не будем сомневаться! - без завтрашнего дня. Этот авантюрист не имел бы успеха, если бы вокруг него не было создано декораций Учредительного собрания. А когда эти декорации помогли ему создать армию, тогда он сказал Чернову и Авксентьеву: «Раб сделал свое дело - пошел вон».

И выполнившие эту работу учредиловские рабы разбежались в разные стороны. Авксентьев отправился во Францию и Англию выпрашивать помощи европейского империализма против нас. Чернов со своими единомышленниками, со всем президиумом священнейшего Учредительного собрания постучался в ворота нашего советского дома и просил нас пустить его, ибо ему невтерпеж стало больше в той атмосфере, которую создало Учредительное собрание

И это большой урок, товарищи, для самых отсталых и темных масс. Лучшего урока, более яркого урока, хотя и оплаченного дорогой ценой, нельзя было желать и требовать. Постучитесь теперь к русскому крестьянину, у которого мозги сколько-нибудь шевелятся в голове, и спросите его: «Ну что же Учредительное собрание, пойдешь под его знаменем?» Что должен ответить крестьянин, который сколько-нибудь следил за жизнью страны? Он должен ответить: «Я видал это знамя в Самаре, я видал его в Екатеринбурге, в Уфе я видел, как это знамя пошло к Колчаку на портянки».

...Таким образом, товарищи, со стороны внутреннего развития у нас были подъемы и понижения, наступления и отступления, но в общем и целом история великолепно работала за нас, разрушая все старые предрассудки. И результат этой работы мы видели как раз во время последних крестьянских восстаний, которые происходили внутри страны, которые поднимались прямыми агентами Колчака, поддерживались кулаками, но вовлекали в свой водоворот в некоторых местах значительные группы среднего крестьянства, вследствие того, что крестьянство чувствует, что трудно жить, но не всегда разбирается, где правильный выход.

Но какой же лозунг выдвигали участники восстаний? Если в начале первой Февральской революции они еще выдвигали лозунг за царя, то дальше они этот лозунг скинули со счетов. Они узнали, что с ним подходить к сколько-нибудь широкой массе нельзя, и переняли у с.-р. лозунг Учредительного собрания. Ведь за учредилку были тогда Краснов, Деникин - все, кто только мечтал о восстановлении помещичьей самодержавной власти: являясь перед лицом народа, они надевали на себя маску Учредительного собрания. От этой маски теперь ничего не осталось. И вот почему во время последних восстаний, здесь, в тылу Восточного фронта, контрреволюционные агитаторы выдвигали уже лозунги: не «Да здравствует Учредительное собрание!», - а «Да здравствует Советская власть!», но «Долой партию коммунистов!», «Долой инородцев!» и т.д. Но лозунга «Долой Советскую власть!» они выбросить не посмели, и везде - у меня есть довольно много и печатных и рукописных воззва­ний, распространявшихся белогвардейцами в Симбирской и Казанской губерниях, - они подделывали наши лозунги и наши организации. У них появляется свой штаб, в котором есть и военный комиссар и военный руководитель, честь-честью, как полагается по декретам Советской власти. Стало быть, глубоко в сознание крестьянских масс проникли идеи Советской власти, если обмануть крестьянина, поднять его на восстание можно не иначе, как выступая со знаменем Советской власти в руках. [214]

Вот к чему мы пришли в результате последних восстаний. Я по этому поводу докладывал на днях в Московском совете и вспоминал там о том, как 50 лет назад, или около этого, когда наши русские революционеры представляли собой еще ничтожную и слабую кучку, а крестьянство было насквозь пропитано религиозными и монархическими предрассудками, возникло известное чигиринское дело[1], во главе которого стоял покойный товарищ Стефанович, тогда еще неопытный юноша, сделавший очень рискованный шаг. Возглавлявшаяся им группа революционеров обратилась к крестьянству с поддельной грамотой от имени царя - эта грамота называлась золотой и имела большую золотую печать. Что это означало? Это означало крайнюю слабость революционеров и большую силу монархических предрассудков в крестьянских массах. Этот шаг был осужден всеми революционерами, потому что, как бы революционеры ни были слабы, они никогда не имеют права подделываться под ложные взгляды народных масс. В чем сила революционной партии? Да в том, что мы просветляем и просвещаем сознание трудящихся масс. Революционная партия никогда - ни в минуту удачи, ни в минуту неудачи, ни в часы силы, ни в часы бессилья, слабости - не имеет права никогда и ни в чем лгать и обманывать трудовые массы.

Вот почему революционная партия, как я сказал, осудила эту авантюру группы слабых революционеров. Но, товарищи, если 50 лет тому назад мы видели молодую и слабую революционную партию, делавшую ложные шаги, то теперь перед нами - последняя азартная ставка издыхающей контрреволюции. У нее нет идейной почвы под ногами. Она вынуждена становиться на нашу почву.

Вот почему левые с.-р., которые считают себя не учредиловской, а советской партией, теперь образуют прикрытие для контрреволюции. Как в предшествующий период это было с правыми с.-р., которые давали Колчаку на подержание, напрокат знамя Учредительного собрания, так теперь левые с.-р. дают тем же самым колчаковским агитаторам и всем вообще контрреволюционерам на подержание поддельное знамя Советской власти.

Стало быть, эти восстания дали возможность узнать свою величайшую идейную и организационную силу. Но вместе с тем, разумеется, восстания были и признаком нашей слабости, ибо они вовлекли в свой водоворот, как я упомянул, не только кулаков, но и - не нужно себя обманывать на этот счет - известную часть промежуточного крестьянства. Объясняется это общими причинами, которые мною были обрисованы - отсталостью самого крестьянства. Но не нужно, однако, все валить на отсталость, ибо Маркс когда-то сказал, что у крестьянина есть не только предрассудок, но и рассудок, и можно от предрассудка апеллировать к рассудку крестьянина, подводить его на опыте к новому строю, чтобы крестьяне чувствовали на деле, что они в лице рабочего класса, его партии, его советского аппарата имеют руководителя, защитника[2]; чтобы крестьянин понимал наши вынужденные реквизиции, принимал бы их, как неизбежность, чтобы он знал, что мы входим во внутреннюю жизнь деревни, разбираемся, кому легче, кому тяжелее, производим внутреннюю дифференциацию, расслоение, и ищем теснейшей дружеской связи с крестьянами-середняками.

Это нам нужно, прежде всего, потому, что до тех пор, пока в Западной Европе не стал у власти рабочий класс, пока мы левым нашим флангом не имеем возможности опираться на пролетарскую диктатуру в Германии, во Франции и в других странах - до тех пор правым нашим флангом мы вынуждены опираться в России на крестьянина-середняка. Но не только в этот период, нет, и после окончательной, неизбежной и исторически обусловленной победы рабочего класса во всей Европе перед нами в нашей стране останется важная огромная [215] задача социализации нашего сельского хозяйства, превращения его из раздробленного, отсталого, мужицкого хозяйства в новое, коллективное, артельное, коммунистическое. Разве может быть этот величайший в мировой истории переход совершен против желания крестьянина? - Никаким образом. Здесь нужны будут не меры насилия, не меры принуждения, а меры педагогические, меры воздействия, поддержки хорошим примером, поощрения - вот методы, какими организованный и просвещенный рабочий класс разговаривает с крестьянами, с крестьянами-середняками... Вот это единственно правильный метод пролетариата, стоящего у власти: видеть в крестьянине союзника и по этой линии направлять всю свою политику в деревне. Те восстание которые были здесь в Поволжье, дали нам предостережение, и предостережение грозное, потому что на Западе пролетариат еще не у власти. Ошибки всегда плохи. Но когда мы будем сильны победой пролетариата на Западе, наши ошибки будут менее опасны - сейчас же они опасны, тем более, что тут не только ошибки, но сплошь и рядом прямые преступления. Советская власть есть власть. Власть открывает для отдельных лиц возможность всяких привилегий, незаконной наживы и обогащения, барышей и насилия, и к Советской власти неизбежно прилипли в разных местах элементы глубоко развращенные. Разумеется, есть много работников, которые при старом строе жили в известной среде и верили в старое, но увидели новое и перешли на нашу сторону, как честные люди, понявшие правду. А есть очень много таких прожженных прохвостов, которые при старом строе держались старой точки зрения, потому что это было выгодно, и которые при любом режиме готовы перекраситься в любую краску, молиться любому богу, как в одной из старых драм сказано, что старый царедворец Остерман сперва помолится русскому богу, потом турецкому, потом немецкому, а потом всех трех и обманет.

Так вот, товарищи, и на верхах и на низах к Советской власти прилипли элементы, глубоко чуждые коммунистической политике, чуждые духовно и нравственно трудящимся массам, и, смотрите, кое-где в уездах, волостях они ведут себя по отношению к крестьянам так, как вели себя в старину исправники, пристава, урядники, стражники и земские начальники. Кое-где крестьяне буквально в неистовстве, в бессильном протесте берут в руки дубину, вилы и отправляются взрывать рельсы, мосты, подбиваемые на это контрреволюционными агитаторами. Так, мне показывали в Казанской губернии документы относительно Сенгилеевского уезда, где крестьяне подвергались невероятным заущениям со стороны кое-каких маленьких советских чиновников, а не советских работников, которые должны обслуживать нужды крестьян. Которые против прямого врага должны применять открытое насилие, но к малосознательным крестьянам относиться, как к друзьям. Здесь же были старые царские приемы, старый гнет и насилие. И когда я эти документы прочитал, я спросил, что же с ними сделали. Я сказал, что, будь я в вашем трибунале, я бы созвал крестьян Сенгилеевского уезда, вызвал бы, с одной стороны, тех подлейших агентов Колчака, которые их подбивали к разрушению ж. д., а с другой стороны, вот этих, будто бы советских, прохвостов, которые, пользуясь именем Советской власти, угнетали крестьян - и одним и тем же взводом красноармейцев расстрелял бы и тех и других.

Товарищи, отдадим себе ясный отчет в этом предостережении. Посмотрим и проверим наши советские ряды, очистим их от всех чужеродных элементов и заставим крестьян понять что для них выход один - это переваливать вместе с рабочим классом через трудный перевал, у подошвы которого мы сейчас находимся. Ибо если внутреннее положение наше трудно, а в голодные месяцы весны и лета будет еще труднее, и эта трудность будет использована всеми нашими врагами; то зато наше международное положение становится все [216] лучше и лучше и открывает перед нами все более светлые и радужные пер­спективы.

---

[1] Речь идет о так называемом «Чигиринском заговоре» («Чигиринском деле») - неудачной попытке группы революционных народников во главе с Я.В.Стефановичем поднять крестьянское восстание в 1877 г. в Чигиринском уезде Киевской губернии, опираясь на царистские иллюзии крестьян. Я. В. Стефанович выдал себя за ходока херсонских крестьян к царю и побудил Чигирин­ских крестьян направить с ним свою жалобу. В конце 1876 г. он привез им якобы ответ царя («Высочайшую тайную грамоту»), устав крестьянского общества «Тайная дружина» и текст «Об­ряда святой присяги»; также якобы утвержденные царем. В действительности все эти документы были составлены Стефановичем и его товарищами. В начале 1877 г. революционерами проводи­лась активная работа по вовлечению крестьян в «Тайную дружину». К середине 1877 г. в ней уже было около 2 тыс. человек. Революционеры готовили восстание, вооружали дружинников. Стефа­нович выдавал себя за комиссара, назначенного самим царем. Повстанцы выступали за передел земли, отмену налогов и т.п. В июне 1877 г., в результате конспиративной неопытности одного из дружинников, организация была раскрыта полицией, начались аресты. К следствию было привле­чено свыше 1 тыс. крестьян, многие из которых после тюремного заключения были высланы иод надзор полиции в различные пункты Украины. Стефановичу и его товарищам (Л. Г. Дейчу, И. В. Бохановскому) грозила смертная казнь. Но им удалось бежать из киевской тюрьмы и эми­грировать за границу. В дальнейшем Стефанович был одним из активных членов народнических революционно-террористических организаций.

[2] В 1871 г., в период существования Парижской Коммуны, К. Маркс, говоря о положении французского крестьянина в эпоху Второй империи, писал: «Крестьянская собственность вступи­ла в период своего упадка... Конкуренция крупных сельских хозяев, налог кровью, государствен­ный налог, ...всяческое обирание крестьянина с помощью судебной системы, опутывающей его со всех сторон... и низведение его до степени сельского пролетария. Следовательно, крестьянина от пролетария отделяет уже не действительный его интерес, а предрассудок. Коммуна... является единственной властью, которая может, даже при нынешнем положении, немедленно дать ему крупные блага... спасти его, с одной стороны, от экспроприации крупным землевладельцем, и из­бавив его, с другой стороны, от каторжного труда и нищеты». Именно поэтому, продолжал Маркс, полагаясь па здравомыслие крестьянина: «Получив сразу выгоды от Республики Комму­ны, он скоро проникся бы доверием к пей» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. М., 1960. Т. 17. С. 557).

Текст воспроизведен: Крестьянское движение в Поволжье. 1919 - 1922 гг.: Документы и материалы. - М., 2002. С. 212 - 217.