О взрыве в пустыне под Аламогордо первого американского атомного устройства Сталин узнал - и это уже не секрет - до встречи с Трумэном. О результатах испытания, полученных американцами, Иосифу Виссарионовичу доложил лично мой отец. Было это там же, в Потсдаме, в период работы конференции глав великих держав. Разговор состоялся в присутствии генерал-полковника Серова. От него я и знаю все эти подробности...

Прибыли люди из разведки, у которых у которых уже были на руках материалы, связанные  с испытаниями первой атомной бомбы. Доложили отцу. Отец, в свою очередь, тут же доложил Сталину. Иосиф Виссарионович был очень недоволен. Раздражение понятно, американцы нас опередили... Естественно, в довольно резкой форме поинтересовался, как обстоят дела у нас. Отец доложил, что нам ещё год - два, мы находимся, сказал, на том уровне, который пока не позволяет нам ответить на вызов американцев раньше.

Должен сказать, что разговор на эту тему заходил у них конечно же не в первые. Сталин постоянно интересовался ходом исследованием. Вот и на этот раз  отец доложил о последних результатах, рассказал, в частности, что сам плутоний уже получен, полным ходом идут работы над конструкцией самой бомбы. И тем не менее, сказал отец, при самых благоприятных обстоятельствах, раньше ничего у нас не получится. «Минимум два года».

Курчатова при этом разговоре, вопреки тому, что сплошь и рядом пишут сейчас, не было. Не было, естественно, и целого монолога, якобы произнесенного тогда Сталиным. Пишут, что Иосиф Виссарионович тут же поручил Курчатову ускорить работы. В действительности же, как рассказывал мне Серов, Сталин внимательно выслушал доводы отца и сказал лишь, что намерен в ближайшем будущем к этому вопросу еще вернутся.  Вот, пожалуй, и всё. Потом, как известно, был разговор с американским президентом, о котором и вспоминает Черчилль...

Удивление Черчилля вполне понятно, но нам-то с вами предыстория разговора Сталина с Трумэном уже известна...Иосиф Виссарионович воспринял сообщение американского президента абсолютно спокойно. Скорее, это и не сообщение было, как таковое, а зондаж. Проба на реакцию Сталина.

...Возвратившись с заседания, Сталин никому не устраивал, как рассказывают, а лишь дал указание моему отцу подготовить предложения по форсированию этих работ. В результате, [22] как известно, был создан Специальный комитет с более широкими полномочиями, а все ресурсы страны были на создание атомной бомбы.

Из официальных источников:

Специальный комитет был создан на основании постановления Государственного Комитета обороны от 20 августа 1945 года. В специальный комитет при ГКО входили Л.П. Берия (председатель), Г.М. Маленков, Н.А.Вознесенский, Б.Л.Ванников, А.П. Завенягин, И.В.Курчатов, П.Л.Капица, В.А.Махнев, М.Г. Первухин. На комитет было возложено «руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана». В дальнейшем был преобразован в Специальный комитет при Совете министров СССР. В марте 1953 года на Комитет было возложено в руководство другими специальными работами оборонного значения. На основании решения Президиума ЦК КПСС от 26 июня 1953 года Специальный комитет был ликвидирован, а его аппарат передан во вновь образованное Министерство среднего машиностроения СССР.

Сталин торопил и с водородной бомбой. Надо отдать ему должное, ничего без его ведома тут не делалось. Здесь средств у него было много - от материального поощрения людей, занятых в проекте, до давления. Но помогал, безусловно. Я как-то рассказывал своим нынешним коллегам, что у меня в институте тогда было вычислительных машин больше чем сегодня. Одиннадцать! Да, большие по объему, еще первого поколения, но - были! Отечественная, кстати техника.

...Михаил Первухин, в послевоенные годы министр химической промышленности, заместитель председателя Совета Министров СССР, в своих воспоминаниях, написанных еще в конце шестидесятых годов и опубликованных лишь недавно, утверждал, что «в случае неудачи нам бы пришлось понести суровое наказания за неуспехи». «Конечно, мы все ходили под страхом», - вторит ему Ефим Славский, в те годы первый директор атомного комбината, а впоследствии трижды Герой Социалистического Труда, министр среднего машиностроения СССР. В других источниках прямо говорится, что Лаврентий Павлович приехал на полигон с двумя списками сотрудников - один был наградной, другой, в случае неудачи, для ареста... Поговаривают даже, что отец якобы до самой последней минуты не верил, что бомба взорвется...

Баек на сей счет ходит действительно много. И об этих списках я читал, и о прочем... А правда такова. Тогда, в августе 1949 года, я сам присутствовал при взрыве первой атомной бомбы, так что обо всем знаю не понаслышке. Дописались даже до того, что отец был после взрыва в дурном настроении, потому что не успел первым доложить об удачных испытаниях Сталину. [23]

Реакцию своего отца я помню прекрасно. Все было совершенно иначе. Сразу же после взрыва отец и Курчатов обнялись и расцеловались. Помню, отец сказал тогда: «Слава Богу, что у нас все нормально получилось...». Дело в том, что в любой группе ученых есть противники. Так было и здесь. Сталину постоянно писали, докладывали, что вероятность взрыва крайне мала. Американцы, мол, несколько попыток сделали, прежде, чем что-то получилось.

И отец, и ученые, привлеченные к реализации атомного проекта об этом, разумеется, знали. Как и о том, что чисто теоретически - уже не помню сейчас, какой именно процент тогда называли, - взрыва может не быть с первой попытки. И когда бомба взорвалась, все они, понятно, испытали огромное облегчение. Я смотрел на отца и понимал, какой ценой и ему, и людям, которые не один год с ним вместе работали, достался этот успех.

Как пишут сейчас, «это был триумф Берии»...Но это триумф Советского Союза советской науки. Задача, что говорить, была выполнена колоссальная.

Некоторые высказывания того же Славского высказывают доверие. Например, пусть спустя много лет, но признал же он, что Лаврентий Павлович всегда прислушивался к мнению специалистов, прекрасно справлялся со всеми организационными проблемами, помогал проводить в жизнь все необходимые решения. Правда, некоторое удивление вызывает фраза «Берия нам не мешал»...

Спасибо, как говорится, и на этом. Когда Курчатова заставляли дать показания на отца и написать, что Берия всячески мешал созданию первой советской атомной бомбы, Игорь Васильевич сказал прямо: «Если бы не он, Берия, бомбы бы не было».

Теперь о том, кто доложил Сталину о взрыве. Это сделал лично мой отец. Так что все разговоры о том, что кто-то опередил здесь моего отца и тот был разгневан, абсурдны. Кто мог доложить, кроме него?

Сообщение ушло в Москву прямо с ядерного полигона, а несколько позднее Сталин попросил отца пригласить к нему Игоря Васильевича Курчатова и его ближайших помощников, а так же членов атомного комитета. Тогда разговор состоялся более обстоятельный, конечно.

Такое приглашение в те годы расценивалось посильнее, чем самый высокий орден. Ученые остались довольны приемом. Все получили колоссальное материальное вознаграждение, автомобили, для них были построены дома. Ученые остались довольны приемом. Все получили колоссальное материальное вознаграждение, автомобили, для них были построены дома. Словом, труд атомщиков был оценен по достоинству. И это, заметьте, в условиях всеобщей послевоенной бедности. Сталин тогда сказал, что с большим удовольствием сделал бы все это и для всех остальных людей, работавших над ядерным проектом, они это заслужили, но, к сожалению, пока такой возможности у страны нет. [24]

Многие ученые тогда же были отмечены высокими наградами. Мой отец получил Государственную премию. Но дело, конечно, не в наградах. Сделав такое большое дело, все они были чрезвычайно рады.

Было создано Главное управление по реализации Уранового проекта. А это уже было что-то. И хотя тогда, в условиях войны, не было ни ресурсов, ни средств, начало было положено. Возглавив новое управление Борис Львович Ванников занимался вооружением боеприпасами.  А подчинили это управление моему отцу. Почему именно ему? Потому что это был единственный человек, который последовательно, начиная с 1939 года, настаивал на необходимости разворота этих работ.

Учили и то, что он, как член ГКО, сумел наладить выпуск танков, вооружения, боеприпасов. Успешно работали на оборону страны и другие отрасли, которые отец курировал. Скажем, металлургия. А проект, о котором мы с вами говорим, требовал подключения всей промышленности. Нужен был человек, знающий дело, умеющий организовать работу в условиях военного времени. Знаю, что этими обстоятельствами и был обусловлен такой выбор. Кроме того, вся разведывательная информация продолжала проходить через его аппарат, а, следовательно, поступала к отцу.

Разумеется, проект такого масштаба требует и специальных знаний. Он не мог рассчитать то или иное устройство, но результаты этого расчета, физическую суть получал с помощью ученых. Этого было вполне достаточно, чтобы определить направление, поставить вопрос.

Текст воспроизведен по изданию: Хрестоматия по отечественной истории (1946 - 1995). М., 1996. С. 22 - 25.