Михаил Петрович Погодин (1800 - 1875) - сын крепостного, отпущенного в 1806 г. на волю, профессор русской истории в Московском университете (с 1833 г.), член Российской Академии наук (с 1836 г.), редактор журнала «Москвитянин» (1841 - 1856), сотрудник «Московских ведомостей» и «Русской беседы» в 50 - 60-х гг., тайный советник. Придерживался консервативных взглядов (в 30 - 40-х гг. - видный представитель «официальной народности»). В годы Крымской войны выступил в серии политических писем, расходившихся в списках, с критикой внешней и внутренней политики правительства и требованием проведения ряда реформ. В данной книге воспроизводятся в сокращении его письма от 18 ноября 1854 г., от 3 января и 16 мая 1856 г. по изданию:  П о г о д и н  М. П. Историко-политические записки и письма в продолжении Крымской войны. М., 1874. С. 333 - 340, 355 - 358.

Власть нужна и священна, но злоупотреблениями своими власть ослабляется гораздо больше, нежели свободными суждениями об ее действиях. Злоупотребления не скроешь от тех, кого они касаются. Увидя их, например, на сцене, страдающие разве увидят что-нибудь для них новое? Нет, указание злоупотреблений может послужить пособием власти, которая, принимая оное к сведению, подвергая гласности, сложит тем с себя часть вины, докажет свою благонамеренность и вместе твердость. А без гласности, разумеется, в пределах благоразумной осторожности, всякая ложь, неправда, обман получают право гражданства в государстве, чему пример и доказательство мы видим в наших официальных отчетах, по которым Россия благоденствует, Россия на деле алчущая, жаждущая, тоскующая, не знающая, что делать со своими силами, расточающая блудно Божии дары.

Невежи славят ее тишину, но эта тишина - кладбища гниющего и смердящего физически и нравственно. Нет! О такой тишине невыгодно отзовется беспристрастная история! Рабы славят ее порядок. Нет! Такой порядок поведет ее к несчастью, не к славе, а в пропасть!

Государь, очарований блестящими отчетами, не имеет верного понятия о настоящем положении России. Став на высоту недосягаемую, он не имеет средств ничего слышать: никакая правда до него достигнуть не смеет, да и не может; все пути выражения мыслей закрыты, нет ни гласности, ни общественного мнения, ни протеста, ни контроля.

В каком положении находится он, в таком и все его министры, все начальники, из которых каждый представляет собою в своем ведомстве самодержавного государя и также не имеет никакой возможности узнать правды о своей власти; никто ему не скажет ее, и никто не смеет указать, боясь попасть на замечание, возбудить подозрение. Всякий думает только о снискании благосклонности начальника предусмотрением его мыслей и желаний, предугаданием его намерений. Одуренному беспрерывным каждением лести, развращенному мнимыми успехами, в лентах [66] и звездах, ему естественно уже счесть себя гением, непогрешимым, подобно далай-ламе[1]. Всякое затмение он вскоре уже считает личным для себя оскорблением, неуважением власти, злоумышлением либерализма. Кто не хвалит его, тот беспокойный человек, Не давать ему ходу. А бездарностям, подлостям, посредственностям то и на руку: как мухи на мед налетают они в наши канцелярии, а еще охотнее в комитеты, где скорее, без всякого труда, награждаются за отличие. Все они составляют одну круговую поруку, дружеское, тайное, масонское общество, чуют всякого мыслящего человека, для них противного, и, поддерживая себя взаимно, поддерживают и всю систему тьмы, зла и разврата в личине подчиненности и законного порядка.

А между тем дела становятся час от часу мудренее; отношения сложнее; умнейших людей старого, даже недавно прошедшего времени недостает для новых обстоятельств... а мы хотим пробавляться не только старыми людьми, но и старыми формами, которые обветшали даже просто от времени, и точно как изнашивается платье, сначала прекрасное, дорогое, а под конец повислое в лохмотьях.

О народе, который трудится, проливает кровь, несет все тягости, страдает и между тем дышит любовию, самою чистою преданностию к царю и отечеству, ни у кого и мысли нет. Народ как будто не существует нравственно, известный только по ведомостям казенной палаты!

Таково ужасное состояние России! Я рассматривал его только с некоторых сторон, а что было бы, если бы обозреть все: судопроизводство, жизнь духовенства, дворянское воспитание, столичную роскошь, взяточничество под всеми видами, проникнувшее до самого престола?

Страшная представилась бы картина! Лукавии рабы и невернии, что сделали мы с своими десятью, с своими десять раз десятью талантами[2]

К вам обращу я речь свою, милостивые государи, глубокомысленые наши политики, тайные и действительные, тайные и явные советники и кавалеры, прошу выслушать:

Мирабо[3] для нас не страшен, но для нас страшен Емелька Пугачев, Ледрю Ролен[4] со всеми коммунистами не найдут у нас себе приверженцев, а перед Никитой Пустосвятом[5] разинет рот любая деревня. На сторону к Маццини[6] не перешатнется никто, а Стенька Разин лишь кликли клич! Вот где кроется наша революция, вот откуда грозят нам опасности, вот с которой стороны стена наша представляет проломы - перестаньте же возиться около западной, почти совершенно твердой, и принимайтесь чинить восточную, которая почт без присмотра валится и грозит падением!

Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный, сказал Пушкин, которого государственные способности [67] не умели оценить близорукие и тупые современники, думавшие, что он только стишки писать да шутить умеет.

Казенный крестьянин живет у нас так, удельный иначе, помещики же управляют по-своему крепостными крестьянами, всякий молодец и немолодец на свой образец. Добрым людям до сих пор не приходит еще в голову спросить: да отчего же нам всем неровная жизнь? А может быть, им и в самом деле всем ровная жизнь: всем худо! Помещичье спасение в дурном управлении государственных имуществ, которое, впрочем, одно, в пополнение наших противоречий, заботятся об освобождении крепостных крестьян, чтоб перевести их из огня да в полымя! Но улучшишь жизнь казенного крестьянина - будьте уверены, что этот вопрос в самой нелепой, может быть, форме представиться какому-нибудь бессрочноотпускному Оконелю[7], и заварится каша крутая. Да и теперь не убивают ли ежегодно до тридцати помещиков - искупительные жертвы за право тиранства остальных? Ведь это все местные революции, которым недостает только связи, чтоб получить значение особого рода! Они усмиряются порознь, но несчастные крестьяне, которые, выведенные из терпения, берут нож в руки и подвергаются за то кнуту и каторжной работе в сибирских рудниках, неужели не заслуживают лучшей участи? Ведь это те же самые люди, что теперь священнодействуют в Севастополе с таким мужеством, с таким самоотвержением и спасают не только русскую честь, на даже наше значение, нашу будущность!

Мы говорим о великой России, а в каком положении находится западная граница? В Белоруссии крестьяне томятся в нищете и всю свою жизнь только и борются с голодом и холодом: ребятишки, прыгая на станциях около коляски путешественника, кричат: завтра воскресенье, с солью ядуць.

Беспрестанно встречаются такие обстоятельства, кои приводят правительство в затруднение или фальшивое положение и заставляют принимать меры бесчеловечные. Например, несколько тысяч крестьян, чтобы избавиться от помещиков, вызвались недавно в Киевской губернии идти в казаки, чтоб умереть за отечество, и были разогнаны пушками, преданы военному суду и сосланы за великодушный вызов на поселение.

Сколько горючего вещества по всей западной границе, с которой в соседстве Малороссия! Когда-нибудь терпению будет конец, попадет одна несчастная искра, и все вспыхнет! Вспомните Колиивщину[8], вспомните последние ужасы в Галиции[9]! А история военных поселений! Не надо забывать, что теперь могут явиться люди подученные, подготовленные за границею для произведения всяких замешательств.

Обнаруживаются иногда намерения и благие, например, в особом управлении для казенных крестьян, в постановлении об обязанных крестьянах, инвентари, но это только порывы, беглые мысли, случайности, которые приносят больше вреда, чем пользы, [68] представляясь второпях, из частных видов, недозрелые, недопеченные, необдуманные, не обсужденные со всех сторон, а главное, не подвижные критике, о которой в правительстве у нас помину еще менее, чем в литературе. Они составляют обыкновенно предмет личных распрей, в коих первоначальная цель и общее дело вскоре упускаются из виду и пропадают.

Таковы наши внутренние язвы, которые, повторяю, могут быть разбережены и при помощи общего расстройства, произведенного ложною системою, соединиться с внешнею грозою на пагубу России.

Враги, надо отдать им честь, выбрали самое благоприятное для себя время, чтобы нагрянуть на Россию, не допустить ее до постижения своих преимуществ и благого употребления удивительных своих сил, чтоб остановить ее на пути ее побед и величия, оттолкнуть назад, как говорят они, на двести лет и лишить надежды на перемну к лучшему: ум притуплен, воля ослабела, дух упал, невежество распространилось, подлость взяла везде верх, слово закоснело, мысль остановилась, люди обмелели, страсти самые низкие выступили наружу, и жалкая посредственность, пошлость, бездарность взяла в свои руки по всем ведомствам бразды управления. Священный союз между царем и народом потрясен!

Тяжкое время, но жив Бог русский! На него надеемся и не постыдимся. Силен он укрепить ослабелое и поднять ниспадшее! Добро не угасло на святой Руси. Там, в глуши, в захолустьях, в пещерах, в пустынях мерцают святые искры. Да и в нас, развращенных, на дне наших душ, они еще не погасли, они могут возгореться!

Опасности вызовут их наружу, и святой огонь загорится, и благодатный свет просияет и озарит тьму, и просветимся и увидим!

Покаяние, терпение, вера, надежда, любовь!

Законов вдруг не сочинишь, людей вдруг не отыщешь, злоупотреблений не уничтожишь, пороков не искоренишь, с привычками вдруг не расстанешься: на все нужно время! Опрометчивость ломка причинит еще больше вреда! Сначала довольно встать на новую точку, посмотреть на вещи с другой стороны и объяснить себе цель.

А лекарство на первый случай, легкое, удобное и безопасное, общее, специальное для облегчения, если не для исцеления всех болезней, естественных и искусственных, своих и наносимых, для борьбы с внешними врагами, войною и нейтралитетом[10], для борьбы с внутренними врагами, которые для нас гораздо опаснее и вреднее, есть гласность, то есть то лекарство, которое под угрозою казни запрещала нам западная наша политика.

Посредством гласности будут вразумляться начальники, посредством гласности будет приобретать со всех сторон лучшие и вернейшие сведения правительство, посредством гласности [69] будут делаться известные способнейшие люди, казниться злоупотребление, посредством гласности возродится и утвердится общественное мнение!

Второе общее лекарство, или лучше другое первое, - образование. Образование основательное, пространное, прикладное, деловое, благочестивое: проведенное желобами по всем удолиям общества, даже до последних земли, в глубочайшие рудники каторжной работы, без всяких исключений, ограничений, стеснений по званиям, а по одному святому правилу «душа - мера», кто сколько по своим силам и желаниям получить его может. Такое образование, проникая во все должности, воздействует благотворнее всяких узаконений, будет постепенно исправлять зло и сеять добро.

[1] Далай-лама - первосвященник ламаистской (форма буддизма) церкви в Тибете; титул появился в XV в.

[2] Лукавии рабы и невернии, что сделали мы... с своими десятью, с своими десять раз десятью талантами! - М. П. Погодин имеет в виду притчу Иисуса Христа о хозяине, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им свое имение, раздав каждому «по силе его» деньги, чтобы они «употребили их в дело» (Евангелие от Матфея, 25 ст. 14 - 30). Ссылкой на эту евангельскую притчу Погодин хочет показать, что власти уподобились тем «лукавым и неверным рабам», которые расточили богатства страны и ввергли ее в бедственное состояние.

[3] Оноре Габриель Рикетти Мирабо (1749 - 1791) - видный деятель Великой французской революции.

[4] Александр Огюст Ледрю-Роллен (1807 - 1874) - французский политический деятель. После революции 1848 г. во Франции министр Временного правительства, позднее, в 1871 г., - депутат национального собрания.

[5] Никита Пустосвят - Никита Константинович Добрынин - видный деятель «раскола» в русской церкви в XVII в., писатель; осужден церковным собором 1666 - 1667 гг., один из руководителей Московского восстания 1682 г. Казнен 5 июля 1682 г.

[6] Джузеппе Маццини (Мадзини) (1805 - 1872) - революционный итальянский демократ, вождь Рисорджименто (возрождения) - движения за национальную независимость Италии от австрийского ига и за ее воссоединение, основатель революционной организации «Молодая Италия», активный участник революции 1848 - ё1849 гг. в Италии, глава Римского правительства в 1849 г., сподвижник Гарибальди во время похода его «Тысячи» (революционного отряда) в 1859 - 1860 гг.

[7] Оконель - имеется в виду Даниел О'Коннел (1775 - 1847), лидер либерального крыла ирландского национально-освободительного движения, глава ирландской фракции в английском парламенте (1829 - 1840).

[8] Колиивщина - крестьянско-казацкое антифеодальное восстание 1768 г. на Правобережной Украине. Наиболее видными руководителями восстания были Максим Железняк и Иван Гонта. Восстание было жестко подавлено царскими и польскими войсками.

[9] ...последние ужасы в Галиции - Речь идет о крестьянском восстании в феврале-апреле 1846 г. в западной части Галиции против феодального и национального гнета. Подавлено австрийскими войсками. Галицийское восстание 1846 г. явилось прологом революционных событий 1848 - 1849 гг. в Австрийской империи и послужило одним из факторов, заставивших австрийское правительство провести крестьянскую реформу.

[10] ...войною и нейтралитетом... - Погодин имеет в виду такую форму борьбы на международной арене, как «вооруженный нейтралитет». Таковыми являлись, например, союз России, Дании и Швеции в 1780 - 1783 гг. для охраны торгового мореплавания во время войны с Англии с Северной Америкой и союз в 1800 г. тех же стран с участием Пруссии, направленный против Англии.

Текст воспроизведен по изданию: Конец крепостничества в России (документы, письма, мемуары, статьи). - М., 1994. С. 66 - 70.