В данном издании приводятся наиболее характерные донесения тайной полицейской агентуры, а также составленные в III отделении сводки из этих донесений, хранящиеся в ГАРФ, ф. 109. Секретный архив III отделения, оп. 3, д. 3215, л. 144 об. - 145, 146 об, 162 об. - 163, 183; д. 3216, л. 49 об. - 50, 51, 73; д. 3221, л. 96; д. 3224, л. 18, 25 об. - 26, 34 об. - 35; д. 3226, л. 8.

Агентурные донесения содержат сведения об откликах простого народа, в первую очередь крестьян, пришедших на заработки в столицу, на первые правительственные шаги по пути отмены крепостного права, воплощают крестьянские представления о «воле», доносят живые народные голоса.

---

Декабрь 1857 г.

1

19 декабря вечером в трактире отставной чиновник Иванов читал газету от 17 декабря мастеровым и извозчикам, и по прочтении толковал им о нерасположении правительства к судьбе их, ибо, как говорил он, крестьяне никогда не выйдут из воли своего помещика, потому что если не захочет крестьянин платить того, что хочет помещик, то он не даст ему земли; тогда поневоле крестьянин будет соглашаться платить владельцу двойную, а может быть, и тройную плату; что некому будет разбирать жалобы его на помещика. Так как и теперь жалобы крестьян признаются несправедливыми.

2

Один неизвестный с подвязанными бакенбардами молодой человек явился в гостиницу «Ревель» на 9-й линии и говорил половым о их свободе, добавляя: «достигнуть освобождения крепостных пытались еще добрые люди 14 декабря, но помещики и правительство помешали».

3

Рескрипты[1] составляют теперь общий и самый важнейший и любопытнейший предмет разговоров и суждений не только во всех публичных собраниях, в частных и семейных кругах высшего и среднего звания, но и между простым народом, наиболее заинтересованным сим важнейшим предметом будущего его благосостояния. В настоящее время, кажется, нет места в Петербурге, где бы документы сии не читались с живейшим участием, особенно в клубах и трактирах, а в простых народных ресторациях и харчевнях, как замечено, даже производят сильнейшее впечатление, ибо вокруг читателей постоянно образуются кружки любопытных слушателей, с жадностию внимающих каждому слову... Между ним [народом] рождаются теперь разные суждения и вопросы, как, например: «12 лет, шутка, 12 лет, да в 12 лет успеешь умереть [185] 12 раз, а вольности не увидишь»[2]. Из этого ясно оказывается, что простой народ ожидал совсем не предварительных мер и опытов к устройству вольности, а просто высочайшего манифеста, объявляющего ему тотчас по издании оного общую, безусловную свободу, а потому опубликованные ныне документы, как слышно, ввели его в какое-то недоумение.

4

31 декабря в гостинице «Выборг» у Сампсониевского моста крестьянин Галичского уезда Костромской губернии Михаил Красавин говорил о необходимости немедленно освободить крестьян и о близком манифесте. Говорил, что хочет убить своего помещика, и добавил: «По справедливости, надо бы истребить всех помещиков - ошибки бы не было»; при этом грозил: «Если надежда о свободе не сбудется, то крестьяне подымут бунт и сами освободят себя от помещиков».

1858 г.

1

19 января в харчевне на Невском крестьянин Корнеев читал рескрипт и с ненавистью говорил: «Хорошо, что правительство обратило на нас внимание, а то каких-нибудь 70 тыс. человек дворян тяготело над большинством, истязало крестьян, драло с них шкуру» и проч. Слушатели его поддакивали.

2

19 января в Дементьевском кабаке собрались крестьяне гр. Нироди (?) и говорили: «Нужно послать в деревню письмо о том, чтобы живущие там крестьяне не повиновались нынешнему старосте, выбранному помещиком, так как власть его над ними уже прекратилась, и они уже выбрали нового старосту, который находится тут же». Выбранный староста благодарил за доверие и угостил избирателей водкой.

3

19 января в харчевне близ Николаевской железной дороги несколько крестьян, по-видимому зажиточных, вели между собою беседу о предстоящем освобождении крестьян на волю. Они выражали сожаление, что в учрежденные по сему предмету комитеты не назначают депутатов от крестьян, и думают, что положение, которое составят эти комитеты, будет весьма неудовлетворительно для крестьян, ибо дворяне позаботятся о своих выгодах. В этом распоряжении они видят дурное предзнаменование [186] для себя и полагают, что слухи о том, что даруемая свобода будет хуже нынешней крепости, могут оказаться справедливыми.

4

18 сентября в портерной на Гагаринской улице один мелкий торговец и с ним огородник неприлично отзывались о правительстве, говоря: «Вот установили и комитет, а когда будет толк, неизвестно, - все плати оброки господам, должны еще 50 рублей снести». Причем дерзость первого дошла даже до ругательства.

5

Октября 31-го числа на Николаевской железной дороге агент вступил в разговор с тремя артелями чернорабочих, занимавшихся здесь ломкою барок, числом до 60 человек. Все они оказались рязанскими крестьянами Спасского уезда гг. Полуденского, Шрейдера и Олсуфьева. Очень охотно разговорились об освобождении. Один изъявлял сожаление, что дело идет медленно, а другие выражали сомнения, чтобы оно когда-нибудь и кончилось; жаловались на чрезмерное обременение барщиною и на нищету в деревнях их, от того происходящую, а также на совершенное разорение управляющими крестьян; говорили, что из писем, полученных от своих, видно, что у них в деревнях запрещают даже говорить о свободе; тех же, кто осмелится говорить об этом, даже между собою, секут.

Затем 30 и 31 числа было подслушано и еще несколько разговоров крестьян, заключавших в себе жалобы на помещиков за обременение оброками и барщиною. [187]

1859 г.

1

4 апреля вечером в гостинице «Новгород» на Вознесенской ул. Крестьянин Тульской губернии помещика Горскина Иван Кузьмин 30-ти человекам, преимущественно крестьянам, жаловался на поборы и жестокость помещика. «Вот тебе и воля, - добавлял он, - только ожесточила помещиков и сделала жизнь нашу хуже каторги. А если бы вы посмотрели, что делают другие помещики в нашей губернии с своими крестьянами, то у вас бы волосы стали дыбом. Такой нищеты, в коей находятся крестьяне, трудно себе и представить. Будет же когда-нибудь конец, и крестьяне выйдут из своего нравственного усыпления, тогда берегись, помещики; такова натура русского человека: он терпелив, но выведи его из терпения, ему все нипочем». [188]

2

Из сводки агентурных данных за апрель:

В здешних оружейных магазинах требование на оружие увеличилось. Покупают в особенности помещики и большею частию револьверы. Все вообще покупающие сильно беспокоятся о самосохранении и ожидают непременно стычек со своими крестьянами при решении крестьянского вопроса, почему и запасаются оружием. Из разговоров со многими покупателями слышны жалобы, что все крестьяне теперь уже вышли из всякого повиновения и что чрезмерная кротость или сильное наказание могут их обращать к обязанностям; если же будет объявлено освобождение, то они готовы будут перерезать всех помещиков.

Апреля 17-го. Извозчик рязанского помещика Гвоздева говорил с седоком: «Навряд ли крестьяне получат когда-нибудь освобождение от тягостной для них помещичьей власти, ибо помещики вовсе не думают приводить воли государя в исполнение. Губернские комитеты, учрежденные в городах, только одна фраза, толку же от них нет никакого»; причем бранил государя, что он не хочет принять деятельных мер к обузданию помещиков и к скорейшему окончанию крестьянского вопроса.

4

Из сводки агентурных данных за декабрь:

30 декабря извозчик кн. Оболенского Калужской губернии говорил, что если свободы не будет, то крестьяне откажутся от повиновения, ибо по деревням свободы ожидают очень. Когда агент сказал, что свобода обязательно будет, ибо сам государь этим занимается, извозчик с раздражением ответил: «Где государю заниматься этим делом, будет с него, что почитай каждый день ездит по охотам; а дело наше предоставил нашим же господам; какой же свободы мне ждать хоть бы, например, от нашего барина; он мало того, что получает с меня оброку 20 р., да не дает и работает на себя; в это лето мы и месяца не работали на себя; эдаких господ в России много, а есть и еще хуже - всем бы им отрубить головы, и конец».

1860 г.

Из сводки агентурных данных за январь:

В день нового года разговоры о крестьянском деле были почти повсеместные в народе, и почти все они выражали злобу на помещиков, останавливающих благополучное окончание дела и пользующихся настоящим положением его, чтобы окончательно разорить крестьян. Во многих разговорах проявилось сомнение, чтобы освобождение когда-либо осуществилось, говорили, что [188] мужикам не дождаться воли, потому что все господа непременно осилят одного государя, что вот уже третий новый год, что обманывают мужиков с волею, что если государь не примет более решительных мер против дворян, то будет много несчастных, ибо крестьянам остается один выход - поднять руки на своих помещиков или поднять руки на самих себя.

Донесения всех агентов по этому предмету совершено сходны.

---

[1] Речь идет об опубликованных и ставших известными простому люду рескриптах царя В. И. Назимову и П. Н. Игнатьеву.

[2] Имеется в виду предполагаемый в рескриптах 12-летний «переходный период», который вызвал недовольство крестьян.

Текст воспроизведен по изданию: Конец крепостничества в России (документы, письма, мемуары, статьи). М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 185 - 189.