| Новая и новейшая история стран Европы и Америки - Новая и новейшая история Европы |
Юнгерт-Арноти, Михай (р. 1883) - венгерский дипломат, во время советско-венгерских переговоров 1920-1923 гг. об обмене военнопленными возглавлял делегацию хортистской Венгрии. С 1922 по 1933 г. поверенный в делах в Прибалтийских государствах. С 1935 по 1939 г, был посланником Венгрии в СССР. В 1944 г. статс-секретарь МИД в правительстве Стояи и Лакатоша.
65/роl.-1938.
23 марта имел длительную беседу с народным комиссаром иностранных дел Литвиновым. Целью моего визита было: а) выяснить позицию Советского Союза в отношении государств и проблем Дунайского бассейна после аншлюсса; б) уточнить, имеется ли у Литвинова какая-либо концепция в связи с его предложением, содержащимся в его заявлении от 17 марта.
Народный комиссар считался с возможностью аншлюсса. Его драматическое осуществление произвело ошеломляющее впечатление на советские круги, поскольку они вплотную столкнулись с суровым фактом продвижения немцев на юго-восток, жупелом, которым они в течение нескольких лет пугали и себя и весь мир.
По мнению Литвинова, аншлюсс нарушил равновесие сил в Центральной Европе и существенно изменил международное положение всех заинтересованных стран, что, как можно предвидеть, рано или поздно приведет к перегруппировке держав. Народный комиссар не высказал своего мнения по поводу того, каким образом ему представляется эта перегруппировка. Он свел свои рассуждения лишь к тому, какое влияние, по его мнению, оказал аншлюсс на позицию непосредственно заинтересованных соседних стран.
После захвата Австрии Италия, сказал он, попала в такое положение по отношению к Третьему рейху, какое она занимала перед мировой войной по отношению к Австро-Венгерской монархии, с той только разницей, что рейх более могуч и агрессивен, чем была монархия. Нарком считает, что Муссолини проводит по отношению к рейху политику, подобную той, которой придерживалась прежняя Италия в отношении монархии, то есть в своей беспомощности она симулирует искреннюю дружбу, пока не найдет подходящий момент, чтобы поступить с Германией так же, как это сделала довоенная Италия со своим австро-венгерским союзником.
Два других новых соседа - Венгрия и Югославия - ныне поют дифирамбы по адресу рейха, сказал нарком, за что их нельзя осуждать, ибо по своей слабости они не могут поступить иначе. Но он убежден, что в глубине души обе страны вопиют о помощи. Положение Югославии в новой обстановке он считает худшим, чем наше, поскольку она теперь зажата между Италией и Германией.
Политическая и экономическая самостоятельность Венгрии и других стран Дунайского бассейна будет ущемлена в результате натиска германского рейха и колоссального перевеса сил на его стороне. Если они не смогут оказать должного сопротивления, то, по мнению Литвинова, лишатся своей независимости. Большим странам, добавил он, следовало бы при сложившихся новых обстоятельствах оказать этим государствам материальную и политическую помощь в целях обеспечения их независимости.
Говоря о венгеро-советских отношениях, он заявил: «Происшедшие изменения не отразятся на наших отношениях с Венгрией, даже наоборот, мы еще в большей степени заинтересованы в сохранении независимости Венгрии». В ходе беседы он дважды повторил это заявление.
Он интересовался судьбой Римских протоколов и ходом наших переговоров с Малой Антантой. Давая разъяснения, я не оставил никакого сомнении [74] в том, что аншлюсе не оказал неблагоприятного влияния на венгеро-германские отношения и что в нашем искренне дружественном отношении к Германии не произошло изменений. Необходимо отметить, однако, что, хотя нарком считает это вполне естественным, он все же с особым удовлетворением отнесся к моему сообщению о том, что одной из главных целей нашей внешней политики и впредь остается поддержание тесных отношений с Римом и даже дальнейшее их углубление. Нарком с удовлетворением выслушал это сообщение, поскольку оно свидетельствует о том, что мы не капитулировали полностью перед немцами. С другой стороны, как бы Литвинов ни порицал Муссолини, он все же предпочитает, чтобы друзья были у него, а не у Гитлера, ибо убежден, и на этом основывает свою политику в Центральной Европе, что рано или поздно Италия предаст Германию. Впрочем, по моему мнению, это убеждение является для наркома единственным утешительным моментом перед лицом аншлюсса и его последствий.
Я затронул вопрос об отношении Советского Союза к странам Малой Антанты. Он сказал, что в дружбе с Чехословакией не произошло изменений. О Румынии нарком говорил с подчеркнутой любезностью, он дважды заметил, что дело Бутенко[1] не может повлиять на советско-румынские отношения, которые, по моей просьбе, он охарактеризовал так: «Не особенно хорошие, но спокойные и нормальные соседские отношения». Какое изменение тона за три недели! Литвинов никогда не говорил о Румынии с такой сдержанностью и предупредительностью.
В чем причина? Может быть, Бухарест серьезно отвернулся от Берлина? Или опасность, нависшая над Чехословакией, и необходимость обеспечения возможной, хотя бы формальной, помощи заставляют советскую дипломатию быть умеренной?
Наконец, речь зашла о предложении наркома иностранных дел от 17 марта относительно созыва международной конференции. Я поинтересовался, каковы планы в связи с этим предложением и предполагает ли оно: а) создание политического равновесия в Центральной Европе; б) возможность участия придунайских и балканских стран без того, чтобы возникала опасность для их существования; в) урегулирование еще не решенных международных вопросов; г) увековечение действующих несправедливых постановлений мирных договоров путем сохранения статус-кво.
Эти мои позитивные вопросы несколько удивили Литвинова. Он сказал, что его заявление было лишь «зондированием», что он не делал определенного предложения относительно созыва конференции и что он вообще не питает больших надежд на благоприятную позицию Англии. Выступая со своим заявлением, он не имел в виду какого-либо конкретного плана. Он прежде всего хотел снять ответственность с Советского Союза. По существу, речь должна бы в первую очередь идти, сказал он, о том, чтобы воспрепятствовать дальнейшей экспансии немцев. Позднее могла бы идти речь о том, чтобы сотрудничающие державы мирным путем осуществили некоторые изменения.
У меня создалось впечатление, что у наркома действительно не было широкого плана, когда он выступил с заявлением. Видимо, цель состояла исключительно в том, чтобы использовать создавшееся настроение и повторить свое предложение об объединении демократических государств в единый антигерманский, то есть антифашистский, блок. Впрочем, эта попытка вновь закончилась горьким разочарованием.
[1] «Дело Бутенко» - имеется в виду протест Наркоминдела, направленный Румынии в связи с антисоветской провокацией в отношении сотрудника советского полпредства в Бухаресте.
Текст воспроизведен по изданию: Венгрия и Вторая Мировая война: секретные дипломатические документы из истории кануна и периода войны. - М., 1962. С. 74-75.
| Комментарии |
|