Любая война – трагедия для каждого, кто в ней участвует. Но всё же особое свойство есть у войн гражданских. Если международные конфликты рано или поздно заканчиваются подписанием некоего договора, после которого армии – бывшие враги – расходятся, чтобы возвратиться каждая на свою родину, то внутренние сталкивают семьи, соседей, однокашников.
А по их завершении наступает неизбежное «мирное» сосуществование этих однокашников, изуродованное воспоминаниями, ненавистью, обидами, простить которые выше человеческих сил.
Гражданская война в Испании формально продолжалась три года – с 1936 по 1939-й, но и многими десятилетиями позже укрепившееся правительство генерала Франко всё ещё вело воображаемую борьбу за «национальную идею», а точнее, за её иллюзию. Оно пыталось сплотить население против «коммунистической угрозы», «масонских» заговоров и прочих столь же эфемерных опасностей. Всё это стало неотъемлемой частью послевоенной системы власти. Но война испанцев против испанцев не закончилась, её нельзя было погасить при помощи пустых политических лозунгов.
До начала так называемого «переходного периода» (по-кастильски – «трансисьон») от тоталитаризма к демократии в 70-х годах прошлого века говорить о братоубийственной войне приходилось с большой осторожностью – эмоциональная реакция была ещё слишком сильна и диктатор-победитель до поры до времени находился у власти, тем более выдающимся достижением на весах истории не только иберийской, но и Запада вообще предстают «естественная» смена застарелого режима и установления «правового государства», заявленного первой статьёй конституции 1978 года. В Испании, конечно, принято считать, что такой резкий и в то же время бескровный поворот стал возможен благодаря национальной мудрости, но всё же имеет смысл выделить три решающих фактора, сделавшие его реальным.
Во-первых, решительно и благоразумно действовал молодой король Хуан Карлос, оказавшийся у власти волею тирана. Во-вторых, идеологические противники сравнительно быстро нашли компромисс (переход к демократии в Мадриде называют даже «революцией по взаимному согласию»). И наконец, огромную конструктивную роль сыграла сама конституция 1978 года.
Сегодня, спустя 70 лет после открытия самой кровавой страницы в судьбе Испании, двадцативосьмилетний опыт конституционной демократии позволяет взглянуть на мятеж и режим Франко без предрассудков, без неутолённой жажды мщения, без ненависти – скрытой или явной. В последнее время стало модно апеллировать к коллективной памяти. Что ж, задача столь похвальна, столь и трудна: учитывая изменчивость человеческого отношения к одним и тем же событиям, подходить к памяти сердца надо так, чтобы оказаться выше желания взять реванш. Следует иметь мужество слушать правду и отдать дань героям, с какой бы стороны «баррикад» они не находились. Ведь героизм-то, во всяком случае, был неподдельным.
Итак, окрепший дух свободы самим своим существованием отменяет заключенный на годы – [132] «пакт о молчании». Горячие испанцы наконец-то готовы посмотреть в лицо фактам.

КОНЕЦ КОРОЛЕВСТВА.

К 1930 году многострадальная испанская монархия, прошедшая и без того сквозь множество низложений и реставраций, в очередной раз исчерпала свои ресурсы. Что поделаешь, в отличие от республики наследственная власть всегда нуждается в твёрдой народной поддержке и всеобщей любви к династии – иначе она тут же теряет почву под ногами. Правление же Альфонса XIII совпадало с разочарованием нации в политической системе, введённой в конце XIX века премьер-министром Кановасом. То была попытка на британский манер «привить» поочерёдную смену у государственного руля двух крупных партий и преодолеть, таким образом, традиционно испанскую склонность к крайнему плюрализму (старинная поговорка гласит: «У двух испанцев всегда три мнения»). Не получилось. Система трещала по всем швам, выборы бойкотировались.
Пытаясь спасти престол, король в 1923 году лично санкционировал установление диктатуры Мигеля Примо де Риверы и специальным манифестом доверил ему полномочия «железного хирурга» общества. (Самый блестящий испанский интеллектуал того времени, Мигель де Аномуно, впрочем, прозвал генерала «зубодёром», за что и лишился поста ректора Саламанского университета.) Соответственно, начался «период лечения», с экономической точки зрения всё по началу выглядело довольно радужно: возникли большие промышленные компании, был дан толчок туристической «разработке» страны, началось серьёзное государственное строительство. Однако общемировой финансовый кризис 1929 года, явный и с каждым днём всё более глубокий раскол между республиканцами и монархистами плюс проект новой ультраконсервативной конституции свели «хирургические» усилия на нет и весьма стремительно.
Разочаровавшись в возможности национального примирения, в январе 1930 года Примо де Ривера подаёт в отставку. Роялистов это так деморализует, что королю просто физически не удаётся собрать полноценный кабинет министров. Происходит неизбежное: антимонархические силы, напротив, консолидируются. Один из военных округов, «вольнодумными» настроениями среди младшего офицерства, даже решается на попытку переворота. Восстание в городе Хака, правда, удаётся последними усилиями подавить, но вполне легитимные выборы1931 года подводят черту под застарелым конфликтом: левые побеждают с подавляющим «счётом». 14 апреля муниципальные советы всех крупных городов Испании провозглашают республиканский строй. Знаменитый историк и афорист Сальвадор де Мадарьяга, впоследствии бежавший от франкистов за границу и сыгравший большую роль в образовании послевоенного международного сообщества, писал тогда о своих согражданах: «они встретили Республику со стихийной радостью, подобно тому, как радуется природа приходу весны».

Не правда ли, подобное настроение сопутствует почти всем революциям и вновь возвращается, сколько бы их ни происходило в прошлом (Испания например, пережила пять)? Причём заметьте, народное ликование даже не настолько контрастировало с чувствами «отставленного» монарха, насколько этого можно было ожидать. Альфонс XIII оставил отвергшим его подданным несколько прочувствованных строк: «Выборы, состоявшиеся в воскресенье, с ясностью показали мне, что сегодня любовь моего народа решительно не со мной. Я предпочитаю удалиться, чтобы не толкать соотечественников на братоубийственную гражданскую войну, по требованию народа я сознательно прекращаю отправление королевской власти и удаляюсь из Испании, признавая её единственной властительницей своих судеб». На следующий день он уже трясся в личном вагоне, направляясь из [133] Мадрида в Картахену, чтобы отплыть от берегов страны, в которую ему никогда уже не придётся вернуться. По свидетельству приближённых, Его Величество находилось при этом во вполне беззаботном состоянии духа.
Подобный мирный переход от режима к режиму – на радость властям и народу – казалось, мог всем послужить примером для подражания в сходных «трудных случаях» и делал честь «милой девочке», как ласково прозвали Республику её счастливые приверженцы. В тот момент никто ещё не знал, что новый режим откроет ящик Пандорыс «вечными» испанскими вопросами, попытка решить которые определит будущее страны вплоть до 1936 года или 1975-го, когда умер генерал Франко? Или до наших дней?

ЦЕНА ВСЕХ МОНАСТЫРЕЙ МАДРИДА.

В стране со столь давней католической традицией, как Испания, церковь и по сей-то день имеет громадный неформальный вес в обществе (особенно в сфере образования!), что говорить о тридцатых годах? Конечно, нападки на косных клерикалов, «исконных противников всякой интеллектуальной свободы», со стороны республиканцев, были небезосновательными, но, как и следовало ожидать и как заметил тот же Мадарьяга, – «оголтелыми». Спустя месяц после эйфории, 14 апреля, Мадрид проснулся в дыму: горело сразу несколько монастырей. Государственные деятели нового режима отозвались запальчивыми заявлениями: «Все монастыри Мадрида не [134] стоят жизни одного республиканца!», «Испания перестала быть христианской страной!»
При всей радикальной репутации левых социалистов официальная антицерковная кампания явилась неожиданностью для общества – прямо на глазах изумлённого народа, «на законных основаниях» рушился повседневный уклад жизни: согласно статистике тех лет, более двух третей населения страны регулярно ходили к мессе. А тут – декреты о разводах и гражданских браках, роспуск ордена и конфискация его имущества, секуляризация кладбищ, запрет священникам преподавать (а ведь они задавали тон в лучших школах). Правительство собиралось «всего лишь» вырвать из рук «папских ставленников» влияние и фактическую власть, но, действуя на пролом, лишь вызвало общенациональный ужас.

ИСПАНСКИЙ КАБАЛЬЕРО – ВЛАДИМИР ЛЕНИН.

Первая статья новой республиканской конституции провозглашала Испанию в духе времени «Демократической республикой всех трудящихся» (идеологическое влияние СССР в Западной Европе вовсю набирало силу). Экономический подъём и начало индустриализации страны, последовавшей за диктатурой Примо де Риверы, подготовили к тому же почву для мощного профсоюзного движения, подтолкнувшего Министерство труда во главе с Франсиско Ларго Кабальеро (позже его прозвали «испанским Лениным») к решительным реформам: было установлено право на отпуск, определены минимальная зарплата и продолжительность рабочего дня, появилось медицинское страхование, смешанные комиссии по урегулированию конфликтов. Однако радикалам этого уже казалось мало: влиятельные анархисты повели атаку на правительство, требуя полной эмансипации трудящихся. Зазвучали и «роковые слова»: ликвидация всей частной собственности.
Снова и снова мы сталкиваемся с общим знаменателем подобных ситуаций: левые силы разобщены, а, следовательно, обречены. Лишь в эпизодических ситуациях они будут отныне действовать заодно.

ГОСУДАРСТВА В ГОСУДАРСТВЕ.

Тут подоспела и ещё одна смертельная опасность для Республики. Ещё со второй половины XIX века самыми преуспевающими областями Испании стали Каталония и Страна Басков (к слову сказать лидерство они удерживают до сих пор), а революционная гласность расчистила путь националистическим настроениям. В тот самый апрельский день, когда родился новый строй, влиятельный политик Франсиско Масиа провозгласил «Каталанское государство» в составе будущей «Конфедерации иберийских народов».
Позже, в самый разгар гражданской войны (октябрь 1936-го), будет принят Баскский статут, от которого, в свою очередь, «отколется» Наварра и едва не «отколется» совсем уж крошечная провинция Алава, населённая преимущественно теми же басками. Другим регионам – Валенсии, Арагону – тоже захотелось автономии, и правительство оказалось вынуждено согласиться на рассмотрение их статутов, только времени уже не хватило. [135]

ЗЕМЛЮ КРЕСТЬЯНАМ! ЕДИНСТВО СОЛДАТАМ!

Третий «нож в спину Республики» – провал её экономической политики. В противоположность большинству соседних стран Европы Испания 1930-х оставалась весьма патриархальной сельскохозяйственной страной. Аграрная реформа уже около столетия стояла на повестке дня, но всё ещё оставалась недостижимой мечтой для государственной элиты всего политического спектра.
Антимонархический переворот подарил, наконец, крестьянам надежду, ведь значительная часть их действительно жила тяжело, особенно в Андалусии, земле латифундий.
Увы, меры правительства быстро рассеяли «оптимизм 14 апреля». На бумаге Аграрный закон 1932 года провозглашал своей целью создание «крепкого крестьянского класса» и повышения уровня его жизни, а на деле оказался бомбой замедленного действия. Он внёс дополнительный раскол в общество: землевладельцы испугались и преисполнились глухого недовольства. Селяне, ожидавшие более решительных перемен, остались разочарованы.
Итак, единство нации (вернее, его отсутствие) постепенно стало наваждением и камнем преткновения для политиков, но особенно беспокоил этот вопрос военных, которые видели себя всегда гарантами территориальной целостности весьма пёстрой в этническом отношении Испании. Да и вообще, армия, сила традиционна консервативная, всё более отчётливо противилась реформам. Власти ответили «Законом Асаньи» (по имени последнего, как оказалось, президента Испании), «республиканизировавшим» командование. Все офицеры, которые проявляли колебания с присягой на верность новому режиму, увольнялись из вооружённых сил, правда, с сохранением довольствия. В 1932 году, самый авторитетный из испанских генералов, Хосе Санхурхо, вывел солдат из казарм в Севилье. Восстание быстро задавили, но настроение людей в погонах он отразил чётко.

ПЕРЕД БУРЕЙ.

Так республиканское правительство поставило себя на грань банкротства. Оно отпугнуло правых, не выполнило требований левых. Практически во [136] всех вопросах – политических, социальных и экономических – обострились разногласия, что привело влиятельные партии к прямой конфронтации. С 1936 года она стала и вовсе открытой. Обе стороны естественным образом пришли к логическим завершениям своих идей: коммунисты и многочисленные «им сочувствующие «принялись призывать к революции, подобной Октябрьской 1917 года в России, а их противники соответственно, – к крестовому походу против «призрака» коммунизма, постепенно обретавшего плоть и кровь.
В феврале 1936 года проходят очередные выборы и атмосфера накаляется уже стремительно. Победа (с минимальным преимуществом) достаётся Народному Фронту, но главная партия коалиции – Социалистическая «от греха подальше» отказывается формировать правительство. В умах, поступках, парламентских речах появляется лихорадочное возбуждение. Супруга лидеров коммунистов, Доллорес Ибаррури, известная всему миру под партийной кличкой Пасионария («пламенная»), вошла, минуя строй солдат, в тюрьму города Овьедо (ни один не посмел остановить – всё-таки депутат парламента), выпустила из неё всех заключённых, а за тем, высоко подняв над головой ржавый ключ, показала его толпе: «Темница пуста!»
С другой стороны респектабельные правые силы под руководством Хиля Роблеса (Испанская конфедерация автономных правых – CEDA), не способные на столь решительные и «театральные» действия, потеряли престиж. А «свято место пусто не бывает», и их нишу постепенно заняла военизированная Фаланга – партия, позаимствовавшая черты европейского фашизма. Её неформальные лидеры – генералы, под чьей командой находились тысячи «штыков» показались властям более реальной угрозой. Последовали очередные «меры»: основных подозреваемых в подготовке мятежа превентивно выслали подальше от стратегических пунктов Пиренейского полуострова. Харизматик Эмилио Мола попал в качестве военного губернатора в Памплону, а менее знаменитый, добродушный с виду Франсиско Франко – и вовсе на «курорт» на Канары.
12 июля 1936 года на пороге собственного дома застрелили некоего республиканца лейтенанта Кастильо. Убийство, похоже, организовали ультраправые силы в ответ на жестоко подавленную накануне манифестацию монархистов. Друзья погибшего решили отомстить, не дожидаясь официального правосудия, и на рассвете следующего дня близкий друг Кастильо выстрелил в депутата от консерваторов Хосе Кальво Сотело. Общественность обвинила во всём правительство. Счётчик отсчитывал последние дни до начала путча.

МЯТЕЖ.

Вечером 17 июля группа военных выступила против республиканского правительства в марокканских владениях Испании – Мелилье, Тетуане и Сеуте. Во главе этих мятежников встаёт прибывший с Канарских островов Франко. Уже на следующий день, услышав по радио заранее оговорённое условное сообщение; «Над всей Испанией безоблачное небо», восстаёт ряд армейских гарнизонов по всей стране. Под контроль войск, называющих себя «национальными», быстро попадают несколько городов юга (Кадис, Севилья, Кордова, Уэльва), север Эстремадуры, значительная часть Кастилии, родная провинция Франко Галисия и добрая половина Арагона. Крупнейшие города – Мадрид, Барселона, Бильбао, Валенсия и раскинувшиеся вокруг них промышленные области – сохраняют верность Республике. Полномасштабная Гражданская война началась, и каждому гражданину, даже застигнутому врасплох, предстояло срочно определиться: с кем он.

Лагерь повстанцев с самого начала представлял собой довольно пёструю картину: члены Фаланги, которой вскоре предстояло сделаться единственной законной политической силой страны, видели свой идеал в монументальном «вождизме» итальянского и германского образца. Монархисты хотели «обычной» военной диктатуры, способность вернуть Бурбонов на престол. «Особая» группа их единомышленников из Наварры мечтала о том же, с небольшой «поправкой» относительно смены династии. Присоединилось к Франко и «охвостье» распущенной коалиции правых сил – не к республиканцам же им было идти. Всю эту разношёрстную компанию объединяли по сути, «три кита»: «религия», «антикоммунизм», «порядок». Но этого оказалось достаточно: сплочённость и скоординированность действий стала основным козырем националистов, и именно её не хватило их противникам, людям честным и горячим...

РЕСПУБЛИКА ПРОТИВ ФАШИЗМА.

Республиканцы, как мы помним, всегда страдали от внутренних разногласий. Теперь же, в военных условиях, они не нашли ничего лучше, как бороться с ними «террористически», путём чисток, подобных сталинским. Последнее не удивительно: с первых дней противостояния на ключевые позиции среди республиканцев выдвинулись самые энергичные и беспощадные, то есть ортодоксальные коммунисты, вдохновляемые и наставляемые товарищами из Москвы. В своём собственном лагере они произвели едва ли не большие опустошения, чем во вражеском: первыми жертвами пали анархисты. За ними последовали [137] неблагонадёжные члены Рабочей партии марксистского единства (их лидер, Андреу Нин, некогда работал в аппарате Троцкого и, конечно, не мог выжить в окружении советских комиссаров. Его убили в «интернациональном концлагере» в Алькала-де-Энарес 20 июня 1937 года, когда к городу приблизилась линия фронта). Не избежали, конечно, «кары», умеренные социалисты: некоторые из них попадали под дула расстрельных команд прямо из министерских кресел. В каждом «республиканском» городе создавались комитеты и дружины, где заправляли партийные или, в крайнем случае, профсоюзные активисты. Целью таких «летучих отрядов» открыто провозглашались преследование и экспроприация собственности людей, так или иначе связанных с путчистами, и священников. Причём считать кто путчист, а кто нет, естественно, предоставлялось им самим по законам военного времени. В результате потоки «случайной крови» пролились прямо на «мельницу» националистов. Вступая опустошённые «комитетами» местности, те административно отменяли экспроприацию и посмертно награждали замученных «героев». Народ безмолвствовал, но мотал на ус...

В АЛЬКАСАРЕ БЕЗ ПЕРЕМЕН.

К началу августа 1936-го энергичный Франко сумел доставить по воздуху на полуостров всю свою африканскую армию. То была беспримерная в военной истории операция (впрочем, возможной она стала, конечно, благодаря немцам и итальянцам). Будущий вождь народа планировал немедленно атаковать Мадрид с юга, застав врасплох, но... «блицкриг по-испански» не удался. Причём, как говорит позднейшая «националистическая легенда», очень популярная в кастильских школьных программах 50-60-х, – из-за маленькой, но героической заминки. Прежде чем направится в столицу, благородный генерал, верный офицерскому братству, счёл себя обязанным освободить цитадель («Алькасар») города Толедо, где республиканцы обложили горстку восставших во главе с полковником Москардо, старым товарищем Франко. Отважный полковник со считанными единицами уцелевших бойцов дождался-таки «своих» и встретил главнокомандующего у ворот крепости хладнокровными словами: «В Алькасаре всё без изменений, мой генерал».
Между тем один Бог знает, чего стоила Москардо эта простая фраза: за отказ сложить оружие он заплатил жизнью сына, которого республиканцы держали заложником и в конце-концов расстреляли. В крепости-дворце под началом и защитой этого несгибаемого командира находились 1 300 мужчин, 550 женщин и 50 детей, не говоря о заложниках – гражданском губернаторе Толедо с семьёй и доброй сотне левых активистов. Алькасар держался 70 дней, продовольствия не хватало, были съедены даже лошади – все, за исключением племенного жеребца. Вместо соли использовали штукатурку со стен, а сам Москардо исполнял обязанности отсутствующего священника: вёл погребальные обряды. При этом в его осаждённом королевстве бывали парады и даже танцевали фламенко. Современная Испания отдаёт должное такому героизму: в крепости существует военный музей, несколько залов, которого посвящены событиям 1936 года. [138]

НА МАДРИД ПЯТЬЮ КОЛОННАМИ.

Боевые действия шли «своим чередом» – с переменным успехом. Франкисты вплотную подошли к столице, но взять её не смогли. С другой стороны, попытка республиканского флота высадить десант на Балеварских островах была на корню пресечена авиацией Муссолини.
Впрочем, на помощь – кораблями из Одессы – уже спешила массированная советская подмога, которая внесла необыкновенное оживление в стан левых, можно сказать, преобразила его по боевому большевистскому образцу. По личному требованию Сталина был создан Центральный Республиканский генштаб под руководством всё того же «Ленина» – Ларго Кабальеро, в армии появился институт комиссаров, о которых говорилось выше. Официальное правительство, безопасности ради, переехало в Валенсию, а защита Мадрида легла на плечи специальной Хунты национальной обороны, где председательствовал Хосе Миаха – старый генерал. Показывая свою решимость спасти город любой ценой, он даже вступил в Компартию. Он же санкционировал широкое распространение пережившего эту войну лозунга «No pasaran» («Они не пройдут»), который до сих пор служит символом всякого Сопротивления.
Тысячи политических заключённых из числа заподозренных в «национализме» в те дни демонстративно выводили из тюрем, конвоировали по центральным улицам до пригородов и там расстреливали под звуки франксистской канонады. Тысячи молодых романтиков-интербригадовцев текли им навстречу, к баррикадам, к фронтовым рубежам. Добровольцы со всего мира, в большинстве своём не имевшие ни малейшей боевой подготовки, наводнили столицу. На какое-то время они даже создали республиканской стороне численное преимущество на поле брани, но количество, как известно, не всегда переходит в качество.
Тем временем противник предпринял ещё несколько безуспешных попыток полностью блокировать Мадрид, но мятежникам уже стало ясно: война продлиться дольше, чем планировалось. Радиосообщения той кровавой зимы вошли в историю чеканными строками. Скажем, тот же генерал Мола, соперник Франко в лидирующей верхушке националистов, подарил миру выражение «пятая колонна», заявив, что помимо четырёх армейских, находящихся у него под ружьём, он располагает ещё одной – в самой столице, и она-то в решающий момент ударит с тыла. Шпионаж, саботаж и диверсии в Мадриде, действительно достигли серьёзного размаха, несмотря на репрессии.
Очевидец героической обороны Мадрида, немецкий историк и публицист Франц Боркенау писал в те дни: «Безусловно, здесь меньше хорошо одетых людей, чем в обычное время, но их всё-таки очень много, особенно женщин, которые демонстрируют свои выходные платья на улицах и кафе без страха и колебания, совершенно не так, как в пролетарской Барселоне... Кафе полны журналистов, государственных служащих, интеллигенции всех видов... Потрясает уровень милитаризации: рабочие с винтовками одеты в новенькую синюю форму. Церкви закрыты, но не сожжены. Большинство реквизированных машин используются правительственными институтами, а не политическими партиями или профсоюзами. Экспроприаций почти не было. Большинство магазинов функционирует без какого-либо надзора».

ГЕНЕТИКА И НЕ ТОЛЬКО.

После взятия франкистами Малаги в феврале 1937 года яростные попытки захватить Мадрид решено было оставить. Вместо этого националисты устремились на север: громить основные промышленные узлы Республики. Здесь им сопутствовала быстрая удача. «Железный пояс» Бильбао (бетонные оборонительные сооружения) пал в июне, Сантандер – в августе, а вся Астурия – в сентябре. Неудивительно, что на сей раз «антикоммунисты» взялись за дело всерьёз и без сантиментов. Наступление началось событием, совершенно деморализовавшим врага: [140] вслед за Дуранго немецкий авиационный легион «Кондор» стёр с лица земли легендарную Генрику (последний город известен всему миру в отличие от первого только благодаря Пабло Пикассо и его великой картине). В конце октября правительству Республики вновь пришлось собираться в дорогу: из Валенсии в Барселону. Стратегическую инициативу оно утратило навсегда.
И международное, как теперь говорят, сообщество почувствовало это, отреагировав со свойственным ему трезвым цинизмом. Республика, с чьими лидерами ещё вчера встречались государственные деятели верховных держав, была в одночасье забыта, словно и не было её. В феврале 1939 года правительство Франциско Франко официально признали Франция и Великобритания. Все остальные страны, за исключением Мексики и СССР, последовали их примеру в течение нескольких месяцев. Коммунисты спешно покидали страну.
Оставалось только подписать капитуляцию, условия которой были предусмотрительно опубликованы в Бургосе – временной столице националистов. Приказ о заключительном триумфальном наступлении главнокомандующий отдал 27 марта. Сопротивления почти не последовало: 28 марта атакующие заняли Гвадалахару и вошли в Мадрид, 29 перед ними открылись ворота Куэнка, Сьюдад-Реаля, Альбасете, Хаэна и Альмерии, на следующий день – Валенсии, 31 – Мурсии и Картахены. Первого апреля 1939 года была опубликована последняя военная сводка. Пушки смолкли и начались долголетние споры и дискуссии, в которых, увы, не смогли принять участия от 250 до 300 тысяч погибших на этой войне.

ДОН ПАКО – СЧАСТЛИВЧИК.

1 апреля 1939 года скромный и малозаметный (до поры до времени) служака, ветеран нескольких марокканских кампаний, «дитя» национального унижения, пережито Испанией после поражения в 1898 году от США и утраты последних колоний на Кубе и Филиппинах, Франциско Франко Баамонде стал неограниченным правителем. Исчез из политической истории боевой генерал пехоты, любимый своими солдатами, и его «сменил» пожизненный глава государства и правительства, предводитель Фаланги, «Caudillo de Espana por la gracia de Dios» – вождь Испании Божиею милостью».
Обладал ли простоватый на первый взгляд «дон Пако» (так, сокращённо от Франсиско, его прозвали подданные) достаточным интеллектуальным потенциалом, чтобы вести «корабль Испании» между рифами истории? И да, и нет. Очевидно одно: каудильо везло. Именно везение помогло ему консолидировать власть. Товарищи Франко, которые могли составить ему конкуренцию, – Санхурхо и Мола погибли в очень сходных авиакатастрофах в очень сходных авиакатастрофах в начале Гражданской войны. Ну а в дальнейшем [142] вождь не упустил удачу. Он умело манипулировал настроениями приближённых.
Проявил себя как виртуоз политики «частичного действия»: никогда не шёл до конца, предоставляя право последнего хода партнёру-оппоненту. Как истинный галисиец, всегда «отвечал вопросом на вопрос», что, кстати, помогло ему при личной встрече с Гитлером в Андае, на франко-испанской границе 23 октября 1940 года. Легенда гласит: Франко запутал фюрера до такой степени, что последний вышел из себя и закричал: «Не вступайте в войну! Ни нам, ни вам этого не нужно!» И испанцы так и не «обнажили шпаг» в большой мировой «драке» – единственная Голубая дивизия добровольцев (Division Azul), направленная на войну против СССР, конечно, не в счёт.

После Второй Мировой падение каудильо казалось неизбежным – разве могла ему проститься тесная дружба с фюрером и дуче? Фалангисты ведь ходили в синих рубашках (по аналогии с нацистскими коричневыми и итало-фашистскими чёрными) и вскидывали верх руки, приветствуя друг друга. Однако простилось всё и забылось. Конечно, помог «железный занавес», опустившийся на Европу от Балтики до Адриатики, он вынудил западных союзников потерпеть пока что «западного сторожевого». Франко надёжно контролировал коммунистические движения в своих владениях и «прикрывал» доступ из Атлантики в Средиземное море.

Помог и лукавый курс на «политический католицизм», взятый диктатором после некоторых колебаний. Обвинения международной общественности теперь оказалось тем легче отводить, что можно было «встать в позу»: дескать, видите, кто на нас нападает? Леваки, радикалы, враги традиций! А мы что делаем? Защищаем христианскую веру и мораль. В результате после непродолжительной изоляции тоталитарная Испания даже получила в 1955 году доступ в ООН: тут сыграли роль подписанный в 1953 году конкордат с Ватиканом и торговые соглашения с США. Теперь можно было приступать к выполнению Плана Стабилизации, скоро преобразившего отсталую аграрную страну, но прежде...

ПОРФИРОНОСНЫЙ «ПИЛОТ ВРЕМЕНИ».

...Прежде следовало решить вопрос о «престолонаследии» – выбрать преемника. Ещё в 1947 году Франко объявил, что после его кончины Испания «в соответствии с традицией» вновь обратиться в монархию. Спустя какое-то время он достиг соглашения с доном Хуаном, графом Барселонским, главой королевского дома в изгнании: сын принца должен был отправиться в Мадрид, чтобы получить там образование, а потом и трон. Будущий монарх родился в Риме, а в отечестве своём впервые очутился в конце 1948 года десятилетним мальчиком. Здесь Его Высочество прошёл курс всех военных и политических наук, какие счёл нужными его высокий покровитель.
Хуан Карлос I короновался сразу после смерти каудильо в 1975-м, кстати, ещё до того, как его отец официально отрёкся от прав на трон. Возведение на престол произошло точно по плану, продиктованному ушедшему в мир иной диктатором: у «операции» имелось даже кодовое название – «Светоч» (Lucero). Буквально по минутам был расписан процесс восхождения юноши к верховной власти в государстве. Силовые ведомства оказали ему нужную поддержку.
Разумеется, король при всём при этом не получил той абсолютной власти, которой обладал его предшественник. И всё же роль его была значительной. Вопрос состоял лишь в том, сможет ли он удержать управление в неопытных руках. Сможет ли он доказать миру, что он король не только по «назначению»?
Хуану Карлосу предстояло много потрудиться, прежде чем он провёл страну по пути от диктатуры к современной демократии и добился огромной популярности дома и за рубежом. Произошла «Перемена» (Cambio), за ней – «Переход» (Transicion). Испания не однажды оказывалась близка к военному перевороту, даже скользила назад в пропасть братоубийственной бойни. Но – удержалась. И если каудильо прославился как мастер обводить всех и вся вокруг пальца, то король победил тем что раскрыл карты. Он не искал аргументов и не проклинал своих оппонентов, как участники гражданской войны. Он просто заявил, что отныне будет служить интересам всех испанцев – и тем «подкупил» их.

Текст воспроизведен по изданию: Рамон Химено Санчес, Пабло Мартин де Санта Олалиа Салудес. Испания: католичество против коммунизма // «Вокруг Света», № 07 (2790), 2006. С.132 – 143.